|
23-04-2014 Протодиакон Сергий Рейнгардт (1932-2006)
О ДИАКОНСТВЕ КРАТКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ Когда, после революции, наши родители выехали за границу – голодные, озлобленные, часто лишенные самого необходимого, утратившие все знакомые традиционные устои – они повернулись к Богу. В период, когда всё Христианство на земном шаре пришло в упадок, Промысел Божий разбросал их по всей вселенной. Повсюду, где они осели, вспыхнули небольшие очаги Православия. Многие думали, что Господь их забыл. Некоторые на Него роптали. Но что же мы видим после семидесяти лет? Небольшие первоначальные светильнички разгорелись в большие костры. То, что мы привыкли принимать за безысходную трагедию, оказалось, с другой стороны, грандиозным фоном для проявления Славы Божией. Мы в нашем заблуждении думали, что Господь нас забыл, а в действительности, мало того, что Господь нас не забыл, Он нам поручил величайшее задание: разбудить Христианство во всём мире, ознакомивши его с русской православной традицией. Если такова была Господня воля, то на нас, естественно, ложится ответственность за продолжение дела наших родителей. Всякому, кто хочет принять участие в этом деле - добро пожаловать! Цель настоящего этюда, это именно желание дать несколько советов новорукоположенным диаконам и кандидатам в диаконство, т.е. тем людям, которые желают активно помочь святому делу. Здесь нет педагогических претензий, а только несколько размышлений о красоте православных богослужений и о том, что диаконское служение должно в них вносить, как оно должно их украшать и как оно может благотворно действовать на духовное возрастание прихода. Если, как было выше сказано, появление Православия на Западе связано с русским Православием, то всё же не надо забывать что существуют и другие ветви, которые появились в других условиях и во многих случаях приобрели первенство в глазах общественного мнения и гражданских властей, хотя бы ввиду своей численности. Тем более, роль Русской Церкви – это сохранить чистоту своих традиций и преданий в тех общинах, которые причисляют себя к ней, или считают себя её наследниками. По причинам, которые мне не принадлежит оценивать или анализировать, на меня было возложено моим правящим архиереем ответственное послушание: научить диаконскому служению человека, пришедшего из атеизма к Православию, т.е. из человека, не имеющего христианского основного воспитания, сделать священнослужителя. Принимая во внимание мой собственный 27-летний стаж в диаконском сане, мне сначала показалось, что такое послушание несложно выполнить. Но когда дело дошло до практического исполнения, тут я начал понимать, что даже не знаю, откуда начинать. То, что с моим воспитанием мне всегда казалось естественным и не требовало никаких лишних объяснений, оказалось отнюдь не естественным для нового кандидата на диаконство. Мне самому стало ясно, что каждое движение, каждый жест, манера говорить или молчать, должны быть объяснены и поставлены в те рамки, которые должны характеризовать православного священнослужителя: знание и понимание служб, благочестие, благолепие, богобоязненность, смирение, но и некоторая гордость (не гордыня) за честь, оказанную рукоположением. Вне этих рамок, несомненно, можно научить человека "отправлять" службы, но это тогда будет только театром или неодухотворенным балетом. Поскольку я себе не представлял самого себя в роли балетмейстера, я постарался, под благовидными предлогами, отсрочить начало наших бесед с тем, чтобы дать себе время основательно продумать, как следует выполнить это послушание. Чем больше я об этом думал, тем труднее оно мне казалось, настолько, что стало необходимым привести в порядок свои собственные мысли. А какая может быть лучшая система, чем постараться изложить их письменно. Первая мысль, которая мне пришла в голову, это – что надо попробовать понять мотивировки кандидата и предостеречь его от слишком поспешных решений, которых последствия могут быть совсем непредвидимыми. Т.е. раньше, чем говорить о божественной службе и о служении в сане, надо, может быть, задуматься о следующих вопросах, из которых первый и главный будет таков: "Почему я хочу быть православным и служить Православию в сане?". Вопрос как будто бы странный. Но он возникает, потому что мы живем на Западе, далеко от границ нашей исторической родины – России. Быть православным на Руси это нормально, ибо Русь всегда была православной. В тот день, когда перед каждым ставится вопрос: верить или не верить, или, выражаясь иначе, когда Бог обращается к каждому из нас и призывает к Себе (а это рано или поздно, но бывает в жизни каждого), ответы бывают самые разные. На территории России тем, кто отвечает положительно, кажется естественным примкнуть к Православию. В другой раз рассмотрим подход тех, кто выбирает какое-нибудь иное вероисповедание, или хуже - какую-нибудь секту. Но для тех, кто примыкает к Православию, это решение – просто, логично и естественно по общепонятным причинам: традиция, история, наличие на понятном языке богатой литературы, круг друзей или семьи, общественное мнение и т.д. Но вероятно важнейшая причина, в большинстве случаев – подсознательная – может выразиться в такой форме: "А чего я буду стараться, искать и ломать себе голову, когда тут уже всё готово, дорожка протоптана и никакого усилия делать не надо!". Повторяю, что все эти причины, которые приводят к выбору православия в ответ на Божий призыв, правильны, логичны и естественны... на территории России. Но остаются ли все эти причины правильными, логичными и естественными для нас, поневоле или добровольно живущих безвозвратно на Западе. Каждому новому кандидату на вступление в Православие должно об этом задуматься! Признанных вероисповеданий и сект на Западе – большой выбор. Всем известно, что доминирующие религии – это римское католичество и протестантство, а за два последних десятилетия очень развилось магометанство. Православие на Западе фактически роли не играет. Никому не возбраняется быть православным. Но в каждом случае, если ставится вопрос, почему вы православный, у каждого честного человека должен быть готовый приемлемый ответ, способный удовлетворить западника, начиная с самого себя. Это значит, что все причины, которые перечислялись для русского человека в России, здесь не оправдываются. Если же всё-таки кто-нибудь решает быть православным, то этим решением он берет на себя великую ответственность и перед Православием и перед западным насмешливо и критически настроенным суждением. Перед Православием, во-первых, потому что он должен его сохранить в полноте и чистоте, что конечно очень трудно, не имея ежедневного контакта с Русской Церковью, которая могла бы держать на постоянном и достойном уровне духовную зарядку, которая нам весьма полезна в условиях жизни капиталистических стран. Так же важно не продешевить веру отеческую и её предания и обычаи, которые производят здесь глубокое впечатление. Но поскольку они не соответствуют западному духу, Запад их у нас заимствует как какую-то форму экзотического искусства, но лишая их основного смысла. Против этого мы должны бороться. Никак нельзя утверждать, что Православие является неотъемлемым и исключительным достоянием Востока. Начиная со своего первого и этимологического смысла, Православие обращается ко всем и к каждому. Евангелист Иоанн приводит слова Спасителя, которые не оставляют ни малейшего сомнения на эту тему: "Но грядет час, и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною: ибо Отец таковых ищет покланяющихся Ему. Дух есть Бог, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися" (Ин.4:23-24). Это, конечно, относится к каждому и в любых условиях времени и места. Мы, естественно, не против насаждения Православия на Западе должны бороться, а против той тенденции, которая, ослеплённая красотой наших обрядов, заимствует их у нас, но не воспринимает их основного смысла. Типичным примером такого непонимания является привычка торговать иконами, которые вешаются куда попало или воспринимаются какими-то гематрическими фигурами, долженствующими придавать какие-то теургические силы. В таких обстоятельствах у каждого из нас (я имею в виду людей русских или русского происхождения) должно быть ясное понимание Православия. В случае неправильного понимания нашей веры и наших обычаев и неспособности растолковать и объяснить их окружающему нас Западу, мы подвергаемся опасности бессознательно выйти из подлинного Православия и создать вокруг себя какую-то форму сектантства. К сожалению, таких случаев вокруг нас - бесконечное количество. Если рассмотреть историю основания и развития русских православных приходов здесь на Западе за последние 80 лет, неизбежно прийти к самым неожиданным и противоречивым заключениям: 1) каковы бы ни были условия и причины основания тех или других приходов, мы обязаны констатировать, что большинство из них всё ещё деятельны; это значит, что это угодно Господу Богу и, значит, хорошо и полезно; 2) многие из этих приходов, несмотря на то, что сами были слабенькими светильничками, зажгли вокруг себя другие очаги и тем самым способствовали распространению Православия, т.е. выполнили свой евангельский долг проповеди; 3) самые активные общины начали трудиться над воспитанием и образованием духовенства, над изданием необходимой литературы, над изучением церковного пения или иконописи, и т.д. 4) это до сих пор всё положительно, но не надо забывать, что те эмигранты, которые основали эти приходы, в подавляющем большинстве не имели ни церковного, ни духовного образования, вследствие чего во многих приходах понятие об уставе было весьма приблизительно. С другой стороны, экономически бедственное положение большинства эмигрантов и политический уклад жизни в период между двух войн не позволяли устанавливать контакты между разбросанными по всей Европе общинами. Если к этому прибавить обострение отношений среди приходов, связанное с юрисдикционными разногласиями, то вырисовывающаяся картина весьма плачевна: каждый приход живёт своей жизнью, как на забытом или потерянном острове. В результате, каждый приход создаёт свои традиции и во многих случаях подпадает под влияние малой группы людей, считающих церковь своей собственностью и требующих во имя сложившихся традиций соблюдать все установленные беззакония, суеверия, а иногда просто фетишизм! Вспоминаю реакцию одного русского священника, поближе познакомившегося с западной обстановкой. Он с ужасом восклицал: "Сущие еретики!". Но это сугубо пессимистический подход, который не считается с человеколюбием и милостью Божией. Чем объяснять, или оправдывать или порицать те или иные инициативы, будем лучше благодарны за то, что было сделано во имя "веры" первой волной диаспоры. То, что было ею совершено, принимая во внимание все трудности каждодневной жизни, достойно преклонения с нашей стороны. Но многое с тех пор переменилось, и если мы хотим остаться достойными наследниками "блаженных и приснопамятных создателей" святых храмов наших, то пора браться за дело восстановления их. В сложившихся или, вернее, складывающихся на наших глазах новых условиях неслыханного возрождения русского Православия, долг каждого сознательного православного русского человека – внести свою лепту в это грандиозное строительство. Живя вне границ Православной Руси, какова же может быть наша лепта? Или как можем мы принять участие в этом новом созидании Православия? Над этим вторым вопросом стоит тоже задуматься. Чтобы связно ответить на него, необходимо начать с определения Православия на Западе. Мы знаем, как оно выглядело раньше, но мы точно не знаем, как оно будет выглядеть в будущем. Никто из нас не пророк и никто не в мере предвидеть грядущие стадии его эволюции. Но существующее в настоящий день положение позволяет разумно думать, что будущность западного Православия в руках туземного населения и его духовенства. Т.е., через неопределённый срок мы увидим французское, голландское, немецкое и другие западные Православия. Это, несомненно, логично и желательно но... при некоторых условиях. Вероятно, самое первое условие – это верность основному учению. Но соблюдается ли оно в существующих общинах? И что из себя представляют эти общины? Из каких элементов составлены те из них, которые возникли под влиянием русского Православия (речь не идет о греческих приходах)? 1) Потомки основателей приходов. Элементарная арифметика показывает нам, что приходы численностью в 800 членов 60 лет назад, не насчитывают нынче и 40 членов, происходящих из семей основателей. Это объясняется главным образом тем, что наследники, не имея подлинных духовных корней, рассосались в массе местного населения. Одни женились или повыходили замуж за туземцев, другие разъехались по белу свету, некоторые приняли иное вероисповедание, иные просто приняли местную форму жизни, а, как всем известно, религиозные вопросы мало волнуют западную общественность. Любопытно заметить невероятное количество имён славянского созвучия на страницах телефонных книг. То малое количество прихожан - потомков основателей - во многих случаях составляют костяк прихода; многие этим гордятся – и правильно делают. Но не прослушавши никогда минимального курса "Закона Божия" они всё также безнадёжно не знают и не понимают своего Православия, хотя перед туземцами разыгрывают знатоков. Такая оценка может быть приговором только для членов духовенства, которые вовремя не выполнили свой долг, т.е. не сумели воспитать наследников своих духовных чад. Но была ли у них такая возможность? И кто осмелится их осудить? Правильнее сказать им спасибо за то, что они сделали! 2) Временная экономическая диаспора. В эту категорию входит довольно значительное количество прихожан, действительно глубоко преданных Православию, но с одной оговоркой: необходимо, чтобы всё происходило на церковно-славянском языке, т.е. если будущность местного Православия будет связана с западными языками, эта категория прихожан за ним не последует, а, вероятно, постарается создать свои приходы, чтобы жить своим более или менее закрытым кругом. С другой стороны, если сегодняшние льготные условия западной жизни оправдывают экономическую диаспору, это ещё не доказывает, что все эти условия постоянны. Завтра экономические или политические данные могут измениться и остановить волну эмиграции. Но пока что эти люди находятся в наших приходах, принимают активное участие в их жизни, щедро жертвуют на храмы и ждут от нас духовного окормления. С этим надо считаться, тем более, что у них тоже появляются дети, из которых многие через несколько лет окончательно осядут на месте своего рождения, забудут частично свой родной язык и постепенно включатся в предыдущую категорию. 3) Неофиты. Третью категорию труднее всего ощутить и понять. В настоящее время это самая многочисленная категория, которая основала свои общины, открыла свои приходы и обслуживается своим духовенством. Кто эти люди, и по каким причинам примкнули они к Православию, часто остаётся неразрешимым вопросом. Во всяком случае, среди них встречается много неустойчивых, депрессивных, бренных людей, которые, в поисках "правды" очень часто подпадают под разные влияния. Лишённые критического чувства, они являются лёгкой добычей для неблагонамеренных лиц или для всякого рода псевдофилософских, религиозных или псевдорелигиозных организаций, будь они религиями или сектами. Мы встречаем людей, которые при первом контакте с Православием настолько ослеплены его великолепием, что хотят немедленно к нему примкнуть, не задумываясь о возможных последствиях. Лучше конечно им вступить в Православие, чем в какую-нибудь секту, которая их сначала проэксплуатирует, а потом разрушит. Но вступление в Православие, если оно не сопровождается соответственным воспитанием и обучением, во всех случаях приводит неофита или к полному разочарованию или к неправильному пониманию. А воспитывать неофитов у нас некому! С другой стороны, всякий неофит, как правило, старается сделать для своей новой религии больше, чем от него ожидается. Это часто выражается желанием, без задержки, занять какую-нибудь ответственную дол-жность или получить сан. Некоторые наблюдатели называют это "иероманией". Всё здесь сказанное не должно, ни в каком случае, быть рассмотрено как поношение или как умаление достоинства этих новых православных, а, наоборот, должно подчёркивать ответственность тех, кто себя считает подлинно православными. Этот краткий обзор элементов, которые составляют православные приходы на Западе, не претендует на полноту. Он просто частично освещает житейские слабости многих приходов и приводит тоже к некоторым заключениям. Вопреки желанию и утверждениям некоторых лиц, западное Православие ещё не доросло и не созрело для автономной жизни. Это всё ещё впереди! А пока что, коль мы не располагаем возможностью и компетентностью преподавать православное воспитание и образование новым православным, мы можем на них воздействовать только своим примером. Т.е. коренные приходы должны сохранять чистоту устава, обрядов и традиций, чтобы служить моделью Западу, а для этого те из нас, кто избрали служение Богу и Церкви в сане, должны постоянно делать усилия, чтобы служба их была:
* - СПОКОЙНОЙ, так как ничто так не передаётся как нервность, которая исключает всякую сосредоточенность; Но усилия на этом не кончаются. Вышеуказанные качества относятся к самим богослужениям. Но священнослужитель остаётся им и вне богослужений. Он вовремя должен быть в распоряжении тех, кому он нужен, он должен быть способен прислушаться к людям, он должен уметь им улыбнуться и проявить доброжелательность и сочувствие. Он должен быть уравновешенным сам и быть способным полезно повлиять на чужое нарушение равновесия. Без лишней строгости, он должен быть способен остановить всякую распущенность. НО, вероятно, самое большое качество, которым должен обладать священнослужитель, это – способность во всякий момент задаться вопросом о самом себе: прав ли я? правильно ли я поступаю? соответствует ли мое поведение тому, что я проповедаю или тому, за что я бы хотел быть принят? Т.е. оставаться честным перед самим собой и быть всегда готовым поставить самого себя под сомнение! Короче говоря, ответственность священнослужителя велика, и качества, которые от него ожидает паства - бесчисленны! Но Бог милостив и знает пределы каждого, и даёт каждому крест по силе. Однако, народная мудрость остаётся: "На Бога надейся, а сам не плошай!". Во-первых – внимание; во-вторых – знание и постоянное применение некоторых правил во всех случаях необходимо. Само собой разумеется, что претендовать на совершенство – смешно и глупо. Один Господь Бог совершен. Если каждый прихожанин всякого храма вправе ожидать от своего духовенства вышеперечисленные качества, он не вправе требовать совершенства. Он должен понимать, что у каждого есть слабости, что каждый может быть подвержен усталости или какому-нибудь недугу, что каждый может отвлечься в связи с внешними причинами. Кто посмеет утверждать, что он способен оставаться сосредоточенным полтора часа без перерыва. Вероятно, никто! А между тем, в большинстве приходских храмов, уж не будем говорить о монастырской обстановке, такой период как раз соответствует длине обыкновенных богослужений. Интересно заметить, что святая Церковь очень хорошо поняла эту человеческую слабость и, чтобы облегчить напряжение молящихся, ввела принцип постоянного перемена ритма: пение, чтение, ектении, возгласы всё время чередуются. Но каковы бы ни были наши слабости, и как бы лукавый не отвлекал наше внимание от священнодействий и молитвы, наше поведение в храме должно оставаться в строгих рамках. Это вопрос привычек, которые можно выработать с тем, чтоб они вошли в плоть и кровь. Естественно, привычки, ни под каким видом, не должны заменять подлинного благочестия. Но они не только могут помочь сосредоточиться, но тоже могут покрыть временное невнимание, которое без них бросалось бы в глаза и тем самым нарушило бы молитву окружающих. Каковы же эти элементарные правила поведения, которые должны войти в привычку? Первое и важнейшее правило, которое больше связано с умением держать себя в руках, чем с навыком, это, несомненно, спокойствие. Но поскольку оно является одной из основных частей всех других правил, то о спокойствии как таковом особенно говорить не требуется. Но к нему надо возвращаться при анализе каждого из других правил. О ПЕРЕДВИЖЕНИЯХ Передвижения во время богослужений должны неукоснительно сводиться к необходимому. Все люди, носящие облачение, должны показывать пример. Если в алтаре происходит непонятная беготня, это смущает прихожан и создаёт в храме нездоровую атмосферу любопытных движений. Всё это вместе глубоко нарушает благолепие. Без обрядного предписания или крайней нужды, каждый должен стоять на своём месте и никуда не отлучаться. Когда же, по необходимым причинам передвижение всё же должно состояться, то оно должно происходить спокойно, бесшумно, мерно, без резких рывков, без суеты, без беготни, без нарушения молитвенной атмосферы, почти незаметно. Если во время службы надо перейти с южной стороны алтаря на северную или наоборот, то переход делается обязательно сзади престола (ни в каком случае между престолом и царскими вратами, даже если они закрыты) и с малым поклоном и крестным знамением перед запрестольной иконой. Если служба происходит на середине храма или на солее, то надо тоже избегать проходить между предстоятелем и царскими вратами. В диаконском служении, передвижения по обрядному предписанию должны естественно подчиняться тем же правилам. Но именно в этой ситуации проявляется знание службы и умение диакона. В зависимости от размеров храма, от темпа пения хора, от количества и длины песнопений, диакон должен уметь рассчитать время, либо чтоб выйти на ектению, либо на каждение и т.д., с тем, чтоб оно уложилось в нужный срок, спокойно, мерно, без беготни, но и без пауз. Так же некрасиво молчание из-за того, что священнослужитель и, в частности, диакон ещё не готов, топтание на месте в ожидании окончания песнопения для очередного возгласа (например, на литургии, на великом входе с Дарами). Понятно, что самые плавные службы совершаются там, где духовенство, чтецы и хор, хорошо сработались. Передвижения диакона по обрядным предписаниям, кроме уже вы-шеизложеных качеств, должны ещё носить характер связанный с должностью. Роль диакона в богослужении это постоянный призыв верующих на молитву, привлечение их внимания к важным моментам. Из этого следует, что желательно, чтобы диакон располагал какой-то формой харизмы или авторитета, которая бы его возвышала в глазах молящихся во время священнодействий. Его передвижения должны быть осанисты, несколько торжественны и величавы, чтобы пробуждать уважение, если не к человеку то к сану. Но осторожно, чтобы не впасть в крайность или чрезмерность. Кстати это первенство оканчиваеся с окончанием очередного священнодействия. Так например, по окончании мирной ектений и в ожидании начало малой, диакон не остаётся на середине амвона перед царскими вратами пока хор исполняет антифоны, а со смирением отходит немного на сторону чтобы не заслонять молящимся этих врат и алтаря. Короче говоря, всё должно делаться в меру. Это и есть умение и школа диаконская. Один известный протодиакон употреблял такое выражение в оценке диаконов. Он говорил что "такой-то с выходом" а "такой-то, без выхода". Всё вышесказанное на тему передвижений во время богослужений должно быть сугубо подчинено ещё одному правилу: вникать в смысл священнодействий и в смысл текста соответствующих молитв или чтений. Велегласное чтение Евагелия или Посланий или Деяний должно совершаться в абсолютной тишине и в полной неподвижности. К сожалению, во многих церквах это правило нарушается самим диаконом, совершающим великое каждение перед чтением Евангелия (на литургии). С особым вниманием нужно относиться и к Херувимской песни, в которой мы слышим слова: "ныне отложим всякое житейское попечение". Т.е в этот момент надо прекратить всякую суету, точно также как во время евхаристического канона или во время причастия. О ВЕЛЕГЛАСНОМ ПРОИЗНЕСЕНИИ МОЛИТВ Одно из величайших различий между Православием и Католичеством - это роль "СЛОВА" в богослужении. Во многих случаях католики заменяют молитву, т.е. прямое обращение к Богу или к Богородице или к угодникам, "атмосферным молчанием" или музыкой. На протяжении 19-и веков они употребляли латынь не только в богослужениях, но и зачастую в проповедях; а язык этот мало кто понимал. В тот же круг ошибочных понятий входит и "messe basse" т.е. литургия без единого слова. Можно сказать что вопрос понимания священных текстов народом а иногда и низшим духовенством до Ватиканского собора, мало волновал католическую иерархию. И это удивительно потому что в книге Деяний Апостолов, глава посвященная сошествию Святаго Духа очень подробно описывает последствия этого чуда а именно дар обращаться к людем на понятном для них языке. Если это сопоставить словам Иисуса Христа о том что Евангелие будет проповедано "во всех концех земли", то неизбежно сделать по меньшей мере два вывода: во-первых что проповедь т.е. слово является первым и необходимым орудием распространения и сохранения Христианства, а во-вторых что оно должно быть понятным для тех к кому оно обращается. Недаром святые равноапостольные Кирилл и Мефодий прославились как "учители словенские", и по сию пору и церковно-славянский и русский алфавиты зовутся кириллицами. Для православных такое толкование самых первых и основных книг Нового Завета кажется естественным а подход католиков - диким и непонятным. Но сами мы должны быть очень внимательны, чтобы не впасть в тот же недостаток. Это важно, потому что всякое священнодействие лишёное соответствующаго текста утрачивает свой смысл и обращается в чистую обрядность. Поскольку диакон является тем лицом, которое велегласно произносит больше текстов, чем все остальные, он обязан тем более прилежно выполнять это должностное послушание. Он должен, во-первых, очень хорошо понимать смысл тех фраз, которые он произносит и понимать каждое слово, входящее в состав фраз. Иногда это не так просто как кажется, так как смысл слов в церковно-славянском языке, не всегда тот же, что в русском. В церковно-славянском много составных слов переведённых с греческого, которых смысл не всегда сразу уловим, или которых произношение настолько затруднительно, что слушатель не понимает, если не произнести совершенно раз-дель-но. Также затруднения возникают от построений некоторых предложений, которые чужды современному русскому языку. Когда диакон сам понял и воспринял смысл текста, который он произносит, ему поручено передать его присутствующим. Это должно делаться громко, внятно, не спеша. В большинстве случаев диакон стоит на солее, спиной к народу. Это конечно не способствует распространению звука. Тем более, диакон должен звучно, чётко, раздельно произносить слова. К сожалению, слишком часто встречаются на всех уровнях священнослужители, которые бормочут что то невнятное. Это сугубо подчёркнуто, если диакон служит халатно или когда в отсутствие диакона, иерей произносит ектений из алтаря, не повышая голоса. Если слушатель не привычный и не знает текста, ему делается весьма трудно следить за службой. А забывать нельзя, что всякая служба совершается не только духовенством, а молитвой всей полноты Церкви т.е. всех присутствующих. Не менее важно, чтобы текст, произнесённый диаконом был бы правилен в отношении произношения и грамматики. Если служба совершается на церковно-славянском языке, то к этому языку должно быть уважение. Буквы произносятся так, как они написаны а не так как они звучат по-русски. Особо режет ухо буква "ё", которой не существует в славянском языке. Из этого следует, что желательно было бы, чтоб диакона, иногда наедине, внимательно перечитывали бы те тексты, которые они шпарят наизусть и где привычка маскирует ошибки. Последнее наставление о произнесении молитв относится к эстетической стороне. Всем понятно, что не все диакона - артисты, что не все одарены красивыми голосами и музыкальны слухом. Они за это не ответственны, хотя старая пословица оценивает диакона так: "ухо – брюхо – голос – волос". Можно считать желательным, и в частности в условиях очень торжественных соборных богослужений, чтоб диакона были бы действительно одарёнными, красивыми, представительными; но это нисколько не должно смущать тех которые не соответствуют этим критериям и в меньшей мере награждены Богом артистическими качествами. Все диаконы - члены духовенства, а уже слово духовенство содержит корень "дух", "духовность". Я лично имел счастие присутствовать, или даже принимать участие, в весьма торжественных богослужениях и пришёл к заключению, что далеко не все диакона блещут духовностью, и не всегда те которые лезут из кожи, чтобы блеснуть своими способностями, производят самое сильное впечатление. Во всяком случае, каждый из нас должен проявлять смирение, благодарить Бога за всю Его щедрость и духовностью заменять технические недостатки. Особое место в диаконском служении занимает велегласное чтение священных книг Нового Завета. Это чтение, которое во многих случаях поручается диакону, является основным письменным документом христианства, т.е. учением Иисуса Христа. Это Благовестие - сиречь распространение счастливой новости и обещание нашего спасения, (в старину к диакону обращались «Ваше Благовестие»). Естественно, что всё, что было сказано о понимании произносимых текстов применяется ещё в сильнейшей степени к этим чтениям. Многие тексты настолько часто прочитываются в годовом кругу, что некоторые из них известны практически наизусть. Но все остальные должны быть очень внимательно подготовлены. Одно слово, иногда один слог, неправильно произнесённые могут теликом изменить смысл фразы. Также неправильно отмеченные знаки препинания глубоко искажают общий смысл. Никогда не надо забывать, что евангельское повествование это рассказ, долженствующий просто ознакомить нас с несколькими эпизодами жизни Господа нашего Иисуса Христа, с Его поучениями, с Его обращением к людям в разных обстоятельствах. Поскольку этот рассказ в основе очень прост, написан простыми людьми для простых людей и простым языком, он должен быть читан так, чтобы соблюсти эту характерную черту: простоту. При чтении Евангелия, всякие артистические приёмы надо избегать, дабы не лишать его его природного качества. Что в сильной мере может помочь живому пониманию читаемого текста - это при его подготовлении - просмотр его на каком-нибудь другом языке. Такой приём очень часто освещает тему неожиданным образом. Дело в том, что рядовые чтения настолько нам знакомы, что мы в них больше не вникаем, а слушаем или читаем по привычке и вскользь. Вопрос понимания текста ещё много острее становится в Посланиях Апостольских, потому что они, в большинстве, далеко не так просто написаны как Евангелие или Деяния. В этом случае тоже сравнение с тем же текстом на другом языке, может только обогатить читателя. О ДУХОВНОМ ОБЛИКЕ ДИАКОНА Когда Господь Бог создал человека по Своему образу и подобию и благословил его размножаться и населять землю, Он всё же дал каждому свой облик, отличающий его от всех остальных. Вероятно, двух одинаковых людей на свете нету, так что создать прототип диакона невозможно. Бывают большие и маленькие, белокурые, рыжие и лысые, тенора и басы, здоровые и болезненные. Тем не менее, надо постараться выделить те черты облика и характера, свойственные каждому человеку и совместимые с должностью диакона. "Деяния Апостолов" весьма подробно описывают возникновение диаконской должности и избрание первых диаконов. Не будем вникать в эволюцию должности, а подчеркнём только неизменные свойства, которые желательно встретить у людей избранных для диаконского служения. Священное Писание повествует о предложении избрать кандидатов среди народа и вкладывает в уста Апостолов перечень тех качеств которые все в праве ожидать от них. Ожидаемые качества очень просты и список их короток: кандидат должен 1) пользоваться уважением всей общины, 2) быть исполненным Духа Святаго, т.е. быть верующим и, наконец 3) быть мудрым т.е. суметь себя поставить и иметь желание научиться практическому исполнению должности. Это предварительные условия, которые после рукоположения надо привести в исполнение учением и стремлением к усовершенствованию, ибо благодаря освоению этих благих намерений, диакон делается примером спокойствия и благоговения для всего прихода и тем самым при-обретает его уважение. Как было уже выше сказано, диакон, более других священнослужителей находится часто на самом видном месте по отношению к молящемуся народу. В эти моменты он не может никуда спрятаться, а наоборот привлекает к себе внимание. Если обстановка для него непривычная, или если происходит по ошибке нарушение чина (а кто из нас не ошибается?), или вдруг ему изменит память, или случится что-либо совсем неожиданное, глупое или смешное, диакон может испугаться, растеряться. Как выразится его смятение? Одни замолкают, не зная, что предпринять и начинают беспокойно оборачиваться по сторонам. Другие судорожно дёргаются на месте, иные просто мечутся, иные громко и почти всегда неправильно подсказывают. Короче говоря, во всех случаях, смущают присутствующих. К сожалению, все мы, диакона, в своей практике встречались с такими ситуациями. Как то не грустно, но это неизбежно. Каждый из нас, по мере своих возможностей, должен быть способен быстро отреагировать. Во-первых, не поддаваться панике, потому что это самое заразное зло. Оставаться спокойным, исходя из принципа, что раз ошибки неизбежны, то надо стараться их покрыть, чтоб они прошли как можно незаметнее. Своим поведением подчёркивать свою или чью-нибудь оплошность или нарушение порядка является грубейшей ошибкой. Если себя не приучить оставаться спокойным и достойным во всех случаях, то появляется опасность постоянной неуверенности в себе и страх, что что-то может случиться, в результате чего человек становится нервным, подвержен тикам, судорожным подёргиваниям, утрате памяти и т. д. Всё это очень отрицательно влияет на всю атмосферу в храме. Параллельно с такими несчастными случаями, нарушающими церковное благолепие бывают тоже ситуации, когда диакон продолжая исполнять свои обязанности, но чисто механически, в действительности перенёс уже своё внимание на какую-нибудь второстепенную и совсем не важную деталь: ковёр или орлец завернулись, лампада коптит или свеча на подсвечнике покосилась. Забывая свою основную должность, некоторые диакона пробуют исправить подобные детали. Но делать как следует одновременно две вещи - невозможно. Чтобы такие драмы не случались, или как можно реже, необходимо пребывать сосредоточенным, подготовленным к службе, с заложенным служебником под рукой и быть спокойным. И это тоже форма примера для прихожан, как надо держаться в церкви: стоять спокойно, с достоинством но и со смирением, без судорожных подёргиваний, не бегать по храму, не оборачиваться по сторонам. Но этим примером должность диакона не ограничивается. Сколько мы видим вокруг себя людей, не умеющих правильно креститься. Здесь роль диакона тоже бросается в глаза. С каждым прошением на ектениях он осеняет себя крестным знамением, держа в правой руке конец ораря, что конечно тем более привлекает внимание к полноте его движения. Следовательно, это движение совершается широко, не спеша, раздельно, но свободно а не принуждённо, так же как малый поклон с ним связанный. Подобно момент исполнения крестного знамения соответствует, либо началу, либо концу молитвы или прошения. Если сам диакон не соблюдает этих правил, как может он претендовать научить кого-либо. Невпопад сделанные, поспешные, неполные, без толку повторённые поклоны и крестные знамения - несовместимы ни с благолепием, ни с благоговением. Возглас "Главы наша Господеви преклоним" должен всем присутствующим напоминать, что головы уже должны быть приклонены, ибо эти возгласы всегда звучат после возгласов "Мир всем!" и сопровождаются благословением, которое принимается с благоговением и смирением, т.е. с преклонённой головой. В этом тоже диакон должен быть примером. Однако, многие люди неправильно воспринимают понятия благоговения и смирения. Приходить в церковь, принимать участие в общей молитве, причащаться Святых Тайн - ни в коем случае не может рассматриваться как неприятная обязанность. Сколько людей стоит в храмах с вытянутым лицом и с постным видом: это ни подлинное благоговение, ни благочестие. Сколько священнослужителей, и в частности диаконов, бессмысленно затягивают службы, потому что думают, что медлительность однозначна торжественности. Сколько певчих и регентов безнадёжно везут даже самые радостные песнопения, и ноют Славу Божию вместо того, чтоб её воспевать. Благоговение и смирение - да, но не исключая радости. Слава Божия это "веселие вечное". Всякая служба должна совершаться с радостным подъёмом. От духовенства зависит осуществление этого и конечно от того, кто чаще других занимает самое видное место, т.е. диакона. Службы в храме совершаются действительно перед Престолом Божиим и в сослужении Ангелов и являются преддверием будущей жизни. А Церковь учит нас, что эта будущая жизнь будет проходить в свете и тепле Божией любви, т.е. радостно. В нашей приходской жизни желательно стараться заменять строгость и суровость, лаской и радостной общительностью. Преподобный Серафим Саровский обращался к приходящим к нему людям: "Радость моя!". Нам бы всем этому поучиться. Сама по себе жизнь многим тяжела. Пусть посещение храма будет для них отдыхом и утешением. Радушный приём, приветливая улыбка могут больше принести пользы всему приходу и каждому прихожанину, чем узкое понимание церковных уставов и лицемерных обычаев. Приходы наши малочисленны. Нету у нас оправданий не знать каждого и не успеть улыбнуться или сказать пару ласковых слов, естественно не во время богослужений, но по окончании их. Как грустно видеть поспешность, с которою удаляются некоторые священнослужители, строго исполнившие то, что им предписано и ни копейки больше. Неужели трудно остаться на лишних полчаса, поболтать с людьми, или выпить с ними чашку чая? В этом тоже выявляется духовный облик духовенства. О ВНЕШНОСТИ ДИАКОНА Часто католики упрекают православие, и в частности русское, во внешнем великолепии, богатстве и пышности его богослужений. Они считают, что это агрессивное богатство Церкви идёт вразрез с христианским учением, пускает пыль в глаза "бедствующего народа", и вообще отрицают пользу многих наших обрядов и обычаев, хотя некоторые из них у нас заимствуют. Принимая во внимание материалистический и картезианский характер Запада, католики вероятно где-то со своей точки зрения правы. Это нас возвращает к первоначальному вопросу: почему живя на Западе, я всё же хочу быть православным? Приняв решение служить Русской Православной Церкви в сане, мы уже к этому вопросу возвращаться не будем, а приложим старания, чтобы выполнить своё служение сохраняя в полноте наши обряды и традиции, которые являются внешним почитанием Бога, Которому мы молитвенно служим. В этом внешнем почитании духовенство должно тоже быть примером прихожанам. Несомненно, богослужения можно совершать и без пышности, без церковных принадлежностей как лампады, иконы, нарядные сосуды, ценно переплетённые книги, роскошные облачения и т.д. Как раз среди членов православного духовенства западного происхождения, существует такая тенденция. Они открывают часовни, или молельни, или молитвенные дома, и совершают там богослужения в "апостольской простоте". Уже не говоря о том, что они, как правило, не соблюдают устава, они не понимают (и это самое досадное) двух основных принципов, на которые опирается Русское Православие со всеми своими традициями и преданиями. Во-первых, роскошь и богатство церковного убранства - это ЖЕРТВЫ людей желающих принести своему Создателю красивый предмет в знак почитания. А во-вторых, для тех людей, которые приходят молиться и составляют общину, эта роскошь и богатство нужны, потому что они зарождают большее уважение к храму и к Тому, Кто в нём обитает. Внешний вид диакона и, кстати, всего духовенства должен настоятельно отражать эти два принципа. Понятно, что не все приходы, и в частности новосозданные, располагают достаточными средствами, чтобы позволить себе покупку ценной утвари и облачений. Но хотя бы то, что существует должно необходимо быть чистым, опрятным, хорошо содержанным а не грязным, рваным и заношенным. Эти соображения применимы так же и к рясам, и к подрясникам, и к обуви. Всякий культурный и воспитанный человек, приглашённый к знакомым на званый обед или ужин постарается почтить хозяев дома приношением какого-нибудь приятного и красивого подарка. Чтобы не ставить хозяев в неудобное положение, гость свидетельствует почтение тщательной манерой одеться. Никому в голову не придёт приходить в гости в спецодежде, разве что с желанием оскорбить хозяев. Если таковы наши социальные взаимоотношения с людьми, то не должны ли мы быть ещё более внимательны к нашему облику и внешности по отношению к нашему Создателю, когда мы приходим в Его дом и к Его Трапезе. Конечно, внешняя чистота и опрятность сопровождаются и личной чистоплотностью. Прикасаться к священным предметам грязными руками, это - неуважение к этим предметам и к их назначению. Ритуальное омовение рук во время богослужений нам это символически напоминает. Запах плохо умытого тела или нечистой одежды очень осложняет общение с людьми. Как было выше сказано, избрание на диаконскую должность лежит на взаимном уважении, а если общение неприятно или даже противно, то об уважении речи быть не может. Это касается всех деталей внешности, от причёски до подмёток. Особую роль, в частности на территории восточных православных стран, играют борода и усы. Но можно ли сказать, что роль их решающая, или что их наличие или отсутствие дают окончательную оценку священнослужителя? В условиях западной жизни думаю, что эта роль второстепенна. Но если кто из нас решает всё же отпускать бороду и усы, то они, во всяком случае, должны быть чистыми и аккуратно подстриженными, хотя бы чтоб не давать западникам повода насмехаться над Православием по неряшливости его представителей. В том же порядке размышлений возникает ещё одна важная задача. Здесь на Западе, мало кто из духовенства носит постоянно рясу, т.е. одежду, которая сразу указывает, к какому сословию принадлежит человек. Это оправдывается очень просто тем, что большинство, в связи с экономическими условиями жизни, подвизается на гражданской службе и имеет какую-нибудь профессию или ремесло. В контакте с сослуживцами и с окружающим населением, рано или поздно всем делается известно, что мы - члены православного духовенства, и как таковые мы обязаны безупречно выглядеть, ибо всякий упрёк, предъявленный нам, опорочивает то, что мы представляем. Чтобы самому себе напоминать эти правила жизни перед лицом непонимающего и иронического безбожия, я думаю, что всем нам полезно носить какой-то видный отличительный знак, как например православный осьмиконечный крестик на отвороте пиджака. О ЦЕРКОВНОЙ ДИСЦИПЛИНЕ Диаконский сан является первой и низшей ступенью священнослужительской иерархии. Этот сан даёт право принимать участие при совершении таинств, но ни под каким видом диакону не разрешено самому совершать таинства (может за исключением святого крещения). Это ограничивает роль диакона и сводит её главным образом к украшению богослужений. Это означает тоже, что по отношению к иерею или к архиерею, диакон всегда остаётся у них в подчинении, не считаясь ни с возрастом, ни с долговременностью пребывания в сане тех или других. Бывает, что старому диакону с уважительной практикой приходится сослужить молодому и неопытному иерею. Тут может возникнуть конфликт на тему компетентности или, проще, на тему служебной практики. Можно тоже вообразить между священником и диаконом отсутствие симпатии или даже обоснованную или нет неприязнь. Может случиться, и, к сожалению, даже со священнослужителями - побраниться. Не будем здесь говорить о последствиях таких ситуаций, если они доходят до разрыва между людьми: в таких случаях им больше вместе служить нельзя, потому что причастие Святым Тайнам будет всем, по учению евангельскому, в суд и во осуждение. Ответственность за разрешение таких деликатных задач, входит в ведение правящего епископа. Обыкновенные не обострившиеся житейские конфликты разрешаются малой дозой доброй воли, хотя часто оставляют горьковатый привкус. Но это ни в каком случае не может отзываться на совершении богослужений. Никак нельзя оправдать священнослужителя, который по причине какой-то ссоры с кем бы то ни было, проявляет своё дурное настроение, стоя перед престолом Божиим. А поскольку диакон является иерархически младшим, он должен во всех случаях смиренно уступать своему начальству и продолжать службу как ни в чём не бывало. Объясниться всегда можно потом наедине. А проявление дурного настроения искушает и смущает всех присутствующих, что естественно не совместимо с диаконской должностью. Конечно, церковная дисциплина не имеет общей меры с армейской, которая может применяться насильственным порядком. Но церковная дисциплина - тоже форма дисциплины, которую каждый должен соблюдать именно с тем, чтоб начальству не приходилось применять строгих мер, удовольствоваться советами и увещеваниями. Никогда не надо забывать, что послушание и смирение - столпы Святой Церкви. Церковная дисциплина должна так же проявляться иногда перед нарушением устава. Что первенствует? Буквальное применение устава или послушание начальству? Строгие уставщики с пеной у рта спорят и доказывают, что в таких-то случаях следует поступать так-то, а не иначе. В отношении буквы устава они вероятно часто правы, но они забывают одно слово: "АЩЕ", т.е. если начальство соизволит. В типиконе таковые примечания появляются сравнительно часто. Из этого следует что, если дело не касается нарушений догматов, а только изменяет обрядность, то у настоятеля или епископа остаются довольно широкие права, которые, во имя церковной дисциплины, никак не могут оспариваться. Раз начальство распорядилось, что будет так, пусть так и будет, а не иначе. Не думаю, что тот, кто даёт распоряжение изменить ритуал, поступает так без убедительных причин. Он, конечно, не имеет никакого обязательства оправдываться перед подчинёнными, но маловероятно, что он откажет объяснить им своё решение. Во всяком случае, можно сказать, что если церковная дисциплина не только полезна, но просто необходима, то, тем не менее, ещё важнее подчеркнуть, что в оптимальных условиях желательно чтоб она была заменена любовию и иерархическим порядком, основанным на взаимном доверии и уважении. Хочется верить что тактичность, воспитание и ласковое обращение могут дать лучшие результаты, чем безапелляционные приказы. Принявши на себя сан, мы добровольно становимся во главе тех людей, которым было направлено ангельское приветствие: "Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение!". На протяжении этих нескольких страниц я постарался выявить, во-первых, для самого себя, всё то, что в моём понятии приход, в котором я несу службу, вправе от меня ожидать. Я с этого начал и этим кончаю: эта работа позволила мне вдуматься во многие церковно-служебные подробности, которые составляют диаконскую должность. По мере возможности я избегал развивать религиозные, моральные и нравственные стороны диаконского служения. Само собой разумеется, что внешнее поведение всякого человека отражает его духовный уровень, так же как духовный уровень диктует поведение. В результате чего, в священнослужителе хорошо исполняющим свою службу, мы вправе видеть тоже просто хорошего человека со всеми свойственными ему качествами и недостатками. Кто возмёт на себя ответственность оценить кого бы то ни было, не начиная с самого себя? По окончании чина рукоположения, все присутствующие, вслед за архиереем, восклицают: "Аксиос!". А в действительности, кто из нас "достоин"? Кто посмеет про себя сказать: "я достоин!" или про кого-нибудь: "он недостоин"? Подобно, я избегал вопросов служебной практики. Во-первых, потому что всего объяснить невозможно. Каждый должен почувствовать, что и как можно или должно, и что и как - нельзя. Во-вторых, потому что, как уже было сказано, двух одинаковых людей на свете нету. Каждый священнослужитель должен выработать свою манеру, свой стиль в связи со своей внешностью, со своим характером, со своим голосом и с особенностями своей общины. Конечно, желательно научиться служебной практике наглядным методом, наблюдая приёмы уже заслуженных диаконов. Кстати, у нас на Западе, ввиду того что мало духовных школ, никаких других методов нету. Всякий контакт с другими приходами, в плане изучения служебной практики, благотворен, по меньшей мере, по двум причинам. С одной стороны, понаблюдать, как совершаются службы в других церквах, всегда нам даёт возможность чему-то научиться, даже если манера служить нам не нравится, а с другой стороны, то же наблюдение открывает нам глаза на наши собственные недостатки. Последний вопрос, которого я ещё не затрагивал, касается невидных обязанностей диакона: а это связано с его чувством ответственности и с его желанием брать на себя ношу. Возвращаясь к избранию первых диаконов, мы можем прочитать в Деяниях слова Апостолов: "не угодно есть нам, оставльшым слово Божие, служити трапезам". Это значит, что епископы принимают на себя долг проповеди и совершения таинств, взявши в помощь себе иереев, а диаконов благословляют на исполнения всякой второстепенной но необходимой работы. Многое в самой работе за двадцать веков изменилось, но основной принцип несомненно сохранился: на ответственность диакона ложится всё то что обязательно для совершения таинств и всё то что желательно для благолепия, которое должно окружать всякое священнодействие. Составить исчерпывающий список немыслимо, хотя бы потому, что один человек в приходе материально не может выполнить все наряды, но возможно дать хотя бы несколько направлений. Только священнослужители имеют право прикасаться ко святому престолу и лежащим на нём предметам: значит, содержание их на ответственности диакона. Это фактически распространяется на весь алтарь со всем, что он содержит. О наличии вина, хлеба, масла, свечей и т.п., надо позаботиться. О пономарке не забывать, но и ризницу не терять из виду. При случае надо присмотреть и дать инструкции всему штату прислужников, и при необходимости принести посильную помощь хору. В общей сложности, можно ли сказать что самое важное или что самое спешное? Можно ли установить неизменный список нарядов и порядок их выполнения? Конечно - нет! Это нереально. В каждом случае диакон должен почувствовать, что именно в этот момент от него ожидается. Но начальство тоже должно почувствовать, когда надо помочь, потому что диакон один больше не справляется. В заключение можно сказать, что роль и ответственность диакона, как кстати и каждого священнослужителя, настолько велики, что без помощи Божией, справиться - выше человеческих сил, уже не говоря о том, что решение принять сан - бесповоротно. Но отказываться от призвания тоже немыслимо. Если со смирением признавать своё недостоинство, если есть желание принести в жертву какую-то часть своей независимости, если есть согласие предоставить Богу управлять своей жизнью, если чувствуется поддержка семьи и окружающих, тогда несомненно надо ответить положительно на призыв, вполне сознавая, что всё равно всего исполнить невозможно. Надо взять крест свой, положившись на Бога, и последовать Христу с твёрдым убеждением, что в нужный момент Господь поможет. Итак, если эта небольшая работа принесёт кому-нибудь когда-нибудь какую-нибудь пользу, я буду счастлив, что мой опыт пригодился, и что я не потерял драгоценное время. Бельгия, февраль 1997 г. * Отец Сергий Рейнгардт до своей кончины в течение 38 лет нес диаконское служение в Никольском кафедральном храме Русской Православной Церкви Московского Патриархата в Брюсселе. Он родился в 1932 году в Брюсселе, в священный сан был рукоположен блаженной памяти архиепископом Василием (Кривошеиным). Вместе с ним участвовал в Поместном соборе Русской Православной Церкви в Загорске (ныне Сергиев Посад) в 1971 году. |
