ЭККЛЕЗИОЛОГИЯ СВТ. ВАСИЛИЯ ВЕЛИКОГО

Не так легко говорить об экклезиологии св. Василия Великого. Сам св. Василий не оставил никакого труда, где бы он излагал свое учение о Церкви. Нигде он не говорит о нем систематически. Мы вынуждены искать в его творениях отдельные разбросанные места, в них речь о Церкви всегда как бы мимоходом и обыкновенно очень кратка. Они есть почти во всех его трудах - "Шестодневе", "Беседах на псалмы", словах, в книгах против Евномия, книге о Святом Духе, аскетических писаниях, и особенно в письмах. Последние для нас наиболее интересны, так как выявляют отношение великого архиепископа к церковным вопросам своего времени, его реакцию на церковные события. Это отношение пополняет и делает более понятными отдельные мысли о Церкви. Основываясь на всех этих данных, мы можем в общих чертах установить учение о Церкви св. Василия Великого. Нужно только избегать излишней систематизации [1].

Отметим прежде всего, что св. Василий говорит о Церкви иногда единственном (η εκκλησία), иногда во множественном числе (οί έκκληοίαι). Множественное число преобладает в его письмах, а в остальных творениях [2] св. Василий пишет о Церкви преимущественно в единственном числе. Это можно объяснить тем, что в письмах св. Василий говорит о Церкви в ее конкретном историческом явлении, то есть в ее проявлении как множества поместных церквей, в других же трудах он более останавливается на богословской и духовной ее стороне. Св. Василий никак не определяет ее природу или сущность. Такое определение противоречило бы гносеологическим принципам св. Василия, всегда утверждающего (особенно против Евномия) непостижимость и невыразимость сущности всех вещей, даже тварных. Может быть, и сознание тайны Церкви побуждало его воздерживаться от такого определения. Однако он часто пользуется библейскими образами для ее описания. Церковь есть тело, и это тело - тело Христово. "Господь наш Иисус Христос, согласившийся назвать Своим телом всю Церковь Божью и каждого из нас в отдельности сделавший членами друг друга, даровал всем нам быть близкими ко всем по согласованности, свойственной ее членам" [3].

Глава его - Христос, и одна душа должна его оживлять, "дабы сохранялись такая же последовательность и добрый порядок (какой существует в теле), гораздо более в Церкви Божьей, которой было сказано: "Вы - тело Христово, а порознь члены", то есть едины и единственно истинная глава, которая есть Христос, содержит каждого и сочетает с другим в согласии" [4]. Св. Василий противопоставляет единство этого тела разделениям церквей своего времени: "Мы были бы воистину нелепейшими из людей, если бы мы радовались расколам и разделениям церквей и не считали бы величайшим благом сочетание членов тела Христова" [5]. Члены тела, разделенные пространством, соединены между собой любовью. "Что, в самом деле, - пишет св. Василий, - могло бы быть приятнее, чем видеть тех, кто разделен расстоянием, связанных единством любви во единую гармонию членов в теле Христовом?" [6] Так, толкуя слова 44-го псалма "И возжелает Царь красоты твоей, ибо Он Господь твой, и ты поклонись Ему", св. Василий (для которого царица псалма предобразует Церковь) говорит: "Необходимость подчинения указывается словами "ибо Он Господь твой"... (псалмопевец) не сказал: "Тебе поклонятся с дарами", но "Лицу твоему", ибо не Церковь бывает поклоняема, но глава Церкви Христос, названный в Писании Лицем" [7]. Вот почему Христос вселенский епископ Церкви, "великий и истинный епископ, наполняющий всю вселенную Своими чудесами" [8].

Церковь - и храм Божий, место истинного поклонения, наследница синагоги Ветхого Завета. Толкуя Пс.28:3 "Поклоняйтесь Господу во дворе святом Его", св. Василий пишет: "Поклонение совершается не вне Церкви, но в самом дворе Божьем. Не придумывайте мне, говорит псалмопевец, особых дворов и собраний. Существует только один святой двор Божий. Двором была раньше синагога иудеев, но после их греха против Христа их поселение стало опустелым. Поэтому Господь и говорит: "У Меня есть и другие овцы, которые не принадлежат к этому двору". Говоря о язычниках, предопределенных ко спасению, Он указывает на особый двор, отличный от иудейского. Следовательно, не подобает поклоняться Богу вне этого святого двора, но находясь внутри него" [9]. Церковь - Божий град, где обитает Его народ. Св. Василий говорит о своем толковании слов 45-го псалма "Потоки рек веселят град Божий... Бог посреди него": "Итак, эта река радует весь град Божий, то есть Церковь, тех, жизнь которых находится на небесах" [10]. Это и небесный и земной град: "Так как Бог находится посреди града, Он дарует ему непоколебимость, оказывая ему помощь при первых восходах света. Поэтому имя града подходит как к горнему Иерусалиму, так и к дольней Церкви" [11]. Посредством крещения мы становимся его гражданами. "Прииди же, - призывает св. Василий в своей "Беседе", побуждающей ко святому крещению, - перемести себя всецело ко Господу, дай себе самому именование, запишись гражданином вместе с Церковью" [12]. Крещением мы записываемся в книгу Церкви, чтобы стать небесными гражданами: "За все это ты понесешь ответственность, как воин Христов, как подвижник благочестия, как имеющий жительство на небесах. Запишись в эту книгу, чтобы быть переписанным в горнюю" [13].

Св. Василий Великий пользуется многими другими библейскими образами, и ветхозаветными, и новозаветными, когда он говорит о Церкви. Она - дом Божий. В толковании на Пс.29:1 (при обновлении дома Давидова) св. Василий спрашивает: "Может быть, следует мыслить под "домом" Церковь, построяемую Христом, как об этом пишет и Павел в послании к Тимофею: "Дабы ты знал, как нужно вести себя в доме Божьем, который есть Церковь Бога живого"" [14]. Церковь - дом, постоянно строящийся Самим Христом. Эта мысль очень близка Пастырю Ермы, изображающему Церковь в виде башни, которую непрестанно строят. Это также дом молитвы [15]. Церковь - царица и невеста. "Предстала царица одесную Тебя", толкует св. Василий 44-й псалом: "...Здесь псалмопевец говорит о Церкви, о которой мы узнали в Песни Песней, что она совершенная Христова голубица, которая принимает в правое от Христа место узнаваемых по их добрым делам, различая от злых, как пастырь различает агнцев от козлов" [16]. Она и Дочь Царева, порожденная любовью: "(Царь) призывает Церковь слушать и соблюдать Его повеления и делает Своей близкой, именуя ее дочерью, как бы усыновляя ее любовью: слыши, дщи, и виждь" [17]. Мы видим, как в этих толкованиях библейских образов сильно выражена единственность Церкви (один двор, одна голубица и т.д.). Встречаются и другие метафоры: море [18], поле [19], виноградник [20]. Наконец Церковь - кормилица, питающая нас благочестием [21].

Если Христос - глава тела Церкви, то Дух Святой, покоящийся на плоти Христовой, всегда в ней присутствует. Дух Святой, говорит св. Василий, "был изначала вместе с самой плотью Господа, быв ее помазанием и неотделимо присутствуя в ней согласно с написанным: "на ком увидишь Дух нисходящий и пребывающий на Нем, Тот Сын Мой возлюбленный"; и: "Иисуса из Назарета, Которого и помазал Бог Духом Святым". В дальнейшем всякое действие (Христа) совершалось в присутствии Духа... Он не покинул Его и по воскресении. Ибо Господь обновляя человека и возвращая ему благодать дуновения Божьего, потерянную им, дунув в лицо учеников, что сказал? - "Приимите Дух Святой. У кого вы оставите грехи, они будут оставлены; а у кого вы их удержите, будут удержаны"" [22]. Дух Святой вдохновляет и образует строение Церкви, тела Христова. "А строение Церкви, - спрашивает святой Василий, - не ясно ли и несомненно, что оно действуемо Духом? Ибо Он, как говорит ап. Павел, дал Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, учителей, далее - силы, далее - дарования исцелений, заступления, управления, виды языков. Этот строй учрежден соответственно с разделением даров Духа" [23].

Церковь, как мы видели, - место истинного поклонения Богу. Это поклонение, однако, воздается Богу в Духе Святом. Писание говорит "о Духе", учит нас св. Василий: "Вот место около меня, стань на скале. Что другое называет оно "местом", как не созерцание в Духе?.. Это собственное место истинного поклонения: "Итак, внемли, говорит Писание, не приносить всесожжении на всяком месте, но в месте, которое избрал Господь Бог Твой". Что же такое духовное всесожжение? Жертва хваления. В каком же месте мы ее приносим, как не в Духе Святом? Откуда мы этому научились? От Самого Господа, говорящего, что "истинные поклонники будут поклоняться Отцу в Духе и Истине"" [24]. Имея в виду, что Церковь для Василия Великого, как и Святой Дух, - место истинного поклонения, можно сказать, что для него она отождествлялась со Святым Духом, вернее - была Его проявлением. Отметим и слова "жертва хваления" (η θυσία της αινέσεως), она должна приноситься Богу в месте, выбранном Им (то есть во Святом Духе и в Церкви). Можно здесь усмотреть намек на евхаристию, которая таким образом оказывается основным делом Церкви и совершается Духом Святым.

Святой Дух дается всем верующим во Христа и записанным гражданам града Божьего, Церкви: "И в настоящее время праведник пьет воду живую и в будущем будет пить изобильнее, когда он будет записан гражданином града Божьего" [25]. В другом месте св. Василий говорит, истолковывая Пс.45:5 "Речные потоки веселят град Божий": "Что это за река Божья, если не Дух Святой, получаемый по вере уверовавших во Христа?" [26] Лиц, управляющих церквами, вдохновляет Святой Дух. "Не считайте, что дело идет о человеческом решении, - пишет св. Василий духовенству Колонии (Кельна), когда их епископа перемещают на другую кафедру, - или что оно было принято по мотивам людей, думающих о земном, но будьте убеждены, что при содействии Духа поступили так те, кому поручено попечение о церквах Божьих. Запечатлевайте в ваших умах этот источник их решения и постарайтесь его исполнить" [27].

Церковь Христова - Церковь апостолов и отцов. От них она получила учение, оставленное нам нашим Господом, выраженное в Предании, закрепленное в Писании. Сами апостолы - наследники патриархов Ветхого Завета. Св. Василий так толкует Пс.44:16 "Вместо отцов твоих родились сыновья твои; ты поставишь их князьями по всей земле": "Кто, следовательно, сыновья Церкви? То есть сыновья Евангелия, получившие власть над всей землей... Даже если кто примет патриархов за отцов невесты, то и так смысл выражения будет относиться к апостолам, ибо они вместо патриархов стали для нее сыновьями Христовыми" [28]. Поэтому можно говорить об апостольской вере, которая в то же время и "вера отцев, которую мы и приняли и узнали, как отмеченную апостольскими чертами" [29]. Можно говорить и об апостольской проповеди [30]. Среди апостолов св. Василий уделяет особое место некоторым из них, не уточняя, однако, в чем оно состоит. Это, во-первых, апостолы, присутствовавшие при преображении, - Петр, Иоанн и Иаков. "Петр и сыновья Громовы видели Его красоту на горе, сияющую больше светлости солнечной, и были удостоены воспринять своими очами предначатки Его славного пришествия" [31]. Во-вторых, ап. Петр, "из-за превосходства веры принявший на себя построение Церкви". И в другом месте: "Блаженный Петр, предпочтенный среди всех апостолов, один более всех засвидетельствованный и провозглашенный блаженным, кому были доверены ключи Царства Небесного, когда слышит от Господа: "Если не умою тебя, не будешь иметь части со Мной", какое и сколь каменное сердце не умолит к страху и трепету суда Божьего?" [32] Это место, внушенное 16-й главой от Матфея в сочетании с 22-й от Луки, хотя и значительно, ибо св. Василий признает роль ап. Петра в Церкви, имеет преимущественно духовно-нравственный характер. Св. Василий хочет показать на примере ап. Петра, что величайшие дары благодати не могут предохранить от падения, если мы доверяем своим собственным силам. То же самое (и даже больше) можно сказать о других текстах, в общем - немногочисленных, об ап. Петре. Это прежде всего духовные увещания уроки смирения и послушания, которые можно кратко выразить так: если ап. Петр мог пасть, то тем более каждый из нас. Например, в своем слове "О смирении" св. Василий обращается к слушателям с нравственным наставлением: "Если же ты даже этого не понимаешь, что ты получил благодать как дар, но делаешь из благодати собственное достижение, все же ты не более почтен, чем блаженный апостол Петр. Ты не сможешь превзойти любовью ко Господу так сильно Его любящего, чтобы и желать умереть за Него. Но так как он высказался с высокоумием, сказав: "Если и все соблазнятся о Тебе, то я никогда не соблазнюсь", он был предан человеческой трусости и впал в отречение, умудряемый ошибкою ко благочестию и научаемый щадить немощных, познавать свою собственную немощь и ясно сознавать, что как, утопая в пучине, он был удержан десницей Христовой, так и в водовороте соблазна он чуть не погиб от неверия, но был сохранен силой Христовой, Который и предсказал ему будущее, говоря: "Симон, Симон, вот, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу. Но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты, некогда обратившись, утверди братьев твоих". И Петр, изобличенный таким образом, стал с основанием опасаться, наставляемый отвергать дерзость и щадить немощных" [33]. Св. Василий признает великую любовь ап. Петра ко Христу, хотя и сравнивает ее не с любовью других апостолов, а с любовью каждого из нас. Вместе с тем он подчеркивает его человеческие немощи и показывает, что его любовь и верность Христу были исключительно даром благодати. Слова Христовы к ап. Петру он понимает как пророчество о его падении и восстановлении в апостольском достоинстве после покаяния. Трудно сделать из всего этого определенный экклезиологический вывод. Более интересным в этом отношении представляется нам место из его "Монашеских правил", где св. Василии настаивает на обязанности настоятелей монастырей давать отчет о своей деятельности по возвращении из поездок. В качестве примера он указывает на крещение сотника Корнилия: "Петр по возвращении в Иерусалим дает отчет о своем общении с язычниками тем, кто там находился" [34]. По мысли св. Василия, ап. Петр должен был отдавать отчет другим апостолам.

Преемники апостолов - епископы. Св. Василий часто говорит о значении епископата в церковном теле. Пастыри - как бы бараны, идущие перед стадом, наставляющие, ведущие его на пажити и защищающие [35]. Народ христианский должен видеть в них своих отцов, и все вместе, духовенство и народ, должны иметь одну душу: "Поэтому мы молимся день и ночь, - пишет св. Василий, - Царю веков сохранить народ в полноте веры, сохранить же для него и духовенство как неповрежденную главу, находящуюся на высоте и подающую свою помощь нижележащим членам тела. Ибо когда глаза действуют сообразно со своим назначением, искусной бывает и работа рук, беспреткновенны и движения ног, и ни одна часть тела не лишена подобающего попечения" [36]. Епископ - отец народа, соединенный с ним узами любви и сыновнего уважения: "Вот почему, - продолжает св. Василий Великий, - просим вас то, что вы делаете и будете делать, держаться друг друга; вас, которым доверено попечение о душах, поддерживать каждого в отдельности и согревать как чад возлюбленных; а народу сохранять подобающую вам, отцам, честь и уважение, чтобы в благообразии церковном сохранялась бы ваша сила и твердость веры во Христа, имя же Божье прославлялось, преумножалось бы и возрастало благо любви" [37]. Церковь и епископ тесно связаны друг с другом: "Я одобряю, - пишет св. Василий духовенству Колонии, - пламенность вашего расположения к вашему пастырю. Ибо как нестерпимо отцелюбивому ребенку лишение доброго отца, так невыносимо для Церкви Христовой удаление пастыря и учителя" [38]. Епископ - ангел возглавляемой им церкви: "Вас огорчает, - пишет св. Василий священникам никопольским, изгнанным из церквей вместе со своим епископом, - что вы были выброшены из стен (церковных), но вы водворитесь под кровом Бога небесного, и ангел, назирающий на вашу церковь (ο της εκκλησίας εφορος), удалился вместе с вами" [39]. Сам Господь дарует добрых пастырей тем, кто искренне просит об этом. "Ваше дело просить о нем, сохраняя ваши души чистыми от всякой склонности к спорам и любви к первенству, - напоминает св. Василий церкви неокесарийской, - а дело Господа указать его, Господа, Который, начиная с великого покровителя вашей церкви Григория... всегда (давал вам пастырей), сочетая их, как один драгоценный камень к другому, даруя чудесную красоту вашей церкви. Так что не следует отчаиваться о их преемниках. Ибо знает Господь Своих и выведет посреди вас того, которого вы, быть может, и не ожидали" [40]. "Восстаньте для необходимой заботы о церкви, - призывает он церковь парнасскую, - чтобы Бог святой позаботился о Своем стаде и подал бы вам пастыря по Своей воле, пасущего вас с искусством" [41]. Такой епископ, испрошенный народом, дарованный Богом, становится настоящим кормчим церковного корабля: "Итак, мужайся и укрепляйся, иди впереди народа, доверенного твоей деснице Всевышним, - пишет св. Василий св. Амфилохию, епископу Иконийскому, - и как мудрый кормчий, возвысившись волею над всякой бурей, воздвигаемой еретическими ветрами, сохраняй корабль непотопляемым солеными и горькими волнами злословия в ожидании тишины, которую сотворит Господь, когда найдется голос, достойный воздвигнуть Его на запрещение волнения морского" [42].

Должность и достоинство епископское св. Василий мыслит не как независимое или отдельное от совокупности церковной, но в сношении и общении с собратьями по епископству. "Прошу тебя, - пишет он епископу атарвийскому, - выброси из души твоей мысль, что ты не нуждаешься в общении с кем-нибудь другим. Несвойственно человеку, ходящему путем любви и исполняющему закон Христов, отрезать себя от общения с братьями" [43]. Можно даже сказать, что для св. Василия общение с другими епископами - признак православия, а разрыв его - разрыв с Церковью [44]. Здесь возникает вопрос о лжеепископах. Это прежде всего оппортунисты, меняющие свои верования вместе с обстоятельствами, креатуры гражданских властей. "Только не будьте обманутыми их лживыми словами, - пишет св. Василий священникам никопольским, - возвещающим правоту веры, ибо таковые христопродавцы, а не христиане, всегда предпочитающие полезное для них в этой жизни жизни, согласной с истиной. Когда же они думают, что обрели эту пустую власть, они становятся на сторону врагов Христа; когда же увидят, что народ возмущается против них, они снова притворяются православными. Я не признаю епископом и не причислю к иереям Христовым того, кто мирскими руками был выдвинут на властвование для разрушения веры" [45]. Но особенно это еретики. "Мы оплакиваем не разрушение земных построек, - обращается св. Василий к папе Дамасу, - но захват церквей. Не рабство телесное, но пленение душ, производимое ежедневно [...] защитниками ересей" [46]. Ересь - это гниение Церкви. "Отвратительная манихейская ересь, назвав которую гниением церквей, мы не уклонимся от должного" [47]. Правда, дело здесь идет о крайней ереси, выходящей за рамки христианства. Еретики стремятся нарушить тишину церковную: "Если море прекрасно и похвально перед Богом, - говорит св. Василий верующим церкви кесарийской, - то насколько прекраснее собрание этой церкви, в которой, подобно шуму некой волны, раздается согласный голос мужчин, женщин и детей, возносимый к Богу в наших молениях. А глубокая тишина сохраняет ее без волнения, речами" [48]. Ересь он уподобляет плевелам: "Образ подделывающих учение Господа и не подлинно научившихся слову, но развращенных учением лукавого, смешивающихся со здоровым телом Церкви, чтобы незаметно внушить свои вредные заблуждения простым людям" [49]. С нравственной точки зрения еретики ведут часто добрую жизнь и могут даже служить примером для православных: "Часто необходимо нам преумножать в себе силу к добру даже от чуждых вере. Ибо если ты увидишь язычника или кого-нибудь оторванного от Церкви из-за какой-нибудь ухищренной ереси, но заботящегося о целомудренной жизни и о всем другом нравственном благочинии, напрягай более твое рвение, чтобы стать подобным плодоносной смоковнице, которая в присутствии диких смоковниц собирает свои силы и, удерживая истечение своего сока, с большим тщанием питает свой плод" [50].

Но долг Церкви - бороться против ересей, и, чтобы преуспеть, христиане должны быть едиными. "Знай же, - пишет св. Василий епископу атарвийскому, - что если мы не предпримем за церкви ту же борьбу, какую ведут противники здравого учения с целью их разрушения и полного исчезновения, то ничто не будет препятствовать уничтожению истины, опрокинутой врагами, а мы в известной мере не избегнем осуждения за то, что не показали, со всяким тщанием и ревностью, в согласии друг с другом и в единодушии по Богу, возможной заботы об единении церквей" [51]. Необходимо, хотя иногда и болезненно, отделяться от еретиков во имя истины. "Вам, врачам, - пишет св. Василий врачу Евстафию, - нежелательно жечь больного или заставлять его страдать каким-нибудь другим образом, но вы на это соглашаетесь, следуя за требованиями болезни. Мореплаватели также не добровольно выбрасывают груз, но, чтобы избежать кораблекрушения, переносят выброску груза, предпочитая жизнь в бедности смерти. Поэтому и ты мысли, что и мы болезненно и со многими рыданиями переносим разделение с отделившимися от нас, переносим, однако, потому, что для любящих истину ничто не предпочтительнее Бога и надежды на Него" [52]. Поэтому нельзя относиться безразлично к евхаристическому общению с еретиками. "Мы вас просим, - говорит св. Василий, - воздерживаться от (литургического) общения (κοινωνίας) с еретиками, зная, что безразличие в такого рода вещах лишает нас нашего дерзновения перед Христом" [53]. Порывая такое общение, православные мешают им распространять болезнь. Принимать еретиков в Церковь нужно с согласия всей Церкви. "Соблаговолите послать нам, - пишет св. Василий изгнанным епископам Египта, - предложения, на основании которых вы приняли последователей Маркелла, ...вы не должны были оставить одним себе столь важного дела, но следовало бы сделать общниками и согласными с восстановлением (последователей Маркелла) в Церкви (епископов) как Запада, так и на Востоке" [54]. Во всяком случае, еретики должны отказываться от своих заблуждений, прежде чем их примут в Церковь. Этого требует ее единство: "Так как (Маркелл) вышел из Церкви из-за его нечестивых догматов, необходимо, чтобы его последователи анафематствовали его ересь и таким путем были бы допущены к общению, чтобы, соединяемые с нами через наше посредство, были бы приняты всем братством" [55]. Для св. Василия была существенная разница между Церковью и ересью, так что следует говорить не о воссоединении с еретиками, но о их возвращении в единую Церковь. Он пишет еп. Петру Александрийскому: "Нас не смогут укорять за то, что мы присоединились к последователям Маркелла, наоборот, они стали членами тела церковного, так что злостное порицание, созданное ересью, исчезло благодаря нашему принятию их, и нам не приходится стыдиться, как если бы мы присоединились к ним" [56].

Однако разрыв церковного общения оправдан только, когда дело идет о существенных вопросах христианской веры, основных для нашего спасения. Разделения по причинам, не относящимся непосредственно к вере, очень дурны. Эта установка св. Василия миролюбивая, всецело вдохновляемая заботой о христианском единстве, но твердая, когда дело идет о существенном воздержании христианского благовествования, очень для него характерна. "Вот что является, несомненно, наиболее вызывающим сожаление, это то, что видимо здоровая часть разделилась сама на себя", - пишет св. Василий италийским и галльским епископам. И продолжает: "У нас, вдобавок к открытой войне против нас еретиков, возникшая еще со стороны наших как будто бы единомышленников война довела церкви до последней слабости" [57]. Православием часто оправдывают враждебность, источники которой не имеют ничего общего с богословием. "Некоторыми, - говорит он в том же письме, - защита якобы православия придумана как оружие для войны друг с другом. Прикрывая свою личную вражду, они притворяются, что враждуют из-за благочестия" [58]. Хорошо известно, как далеко заходил св. Василий Великий на пути "догматической икономии", стремясь к христианскому единству и церковному благу. Чтобы объединить все силы против арианства, он избегал лично называть Святого Духа Богом и требовал от других не открытого исповедания Его божества, а только безусловного принятия никейской веры и анафематствования тех, кто утверждал, что Дух Святой тварен [59].

Эту осторожную позицию резко критиковали некоторые современники. Однако его разрыв с Евстафием Севастийским, не решившимся принять этот догматический минимум, ясно показывает, что для св. Василия существовал точный предел в этой богословской икономии, который он никогда не переступал во имя мира и единства Церкви, хотя и желал их всей душой. Он пишет св. Афанасию Александрийскому "Мы должны стремиться все считать второстепенным сравнительно с миром" [60]. Или в другом месте: "Что более сладко для слышания, чем имя мира? И что более свойственно священным лицам или более угодно Господу, чем совещаться о таких предметах?" [61] Св. Василий увещевает епископов работать для единства и мира церковного: "Как велико благо мира, какая необходимость говорить об этом сынам мира? Но так как эта великая и чудная и желанная всем любящим Господа вещь подвергается отныне опасности превратиться в одно лишь имя, так как из-за умножения беззакония у многих остыла любовь, то я думаю, что у подлинно и истинно служащих Господу должно быть одно старание - это вернуть к единству церкви разделившихся друг с другом многообразно и на много частей" [62]. Он продолжает: "В самом деле, ничто так не свойственно христианину, как творить мир; поэтому и Господь обещал нам за это величайшую награду" [63]. Св. Василий часто возвращается в письмах к теме об единстве Церкви и путях, ведущих к нему. "Состояние Церкви, - пишет он, - всецело уподобилось... старой одежде, легко раздираемой по любому предлогу и неспособной снова вернуться к первоначальной крепости... Соединение могло бы произойти, если бы мы захотели быть снисходительными к самым слабым в том, где нет никакого вреда для душ" [64].

И продолжает: "Итак, не будем требовать ничего большего, но предложим желающим соединиться с нами братьям никейскую веру; а если они с нею согласятся, мы попросим их допустить, что не должно называть Святого Духа тварью и не иметь общение с теми, кто это говорит. Сверх же этого, прошу у вас, ничто не должно быть требуемо нами. Ибо я убежден, что при более долгом взаимном общении и при совместных обсуждениях, лишенных духа спорливости, если и что другое должно будет прибавленным для ясности, Господь подаст это, во всем содействующий тем, кто любит Его" [65].

Этот текст очень важен. Твердо настаивая на необходимости догматического соглашения по основным вопросам, св. Василий допускает, что другие вопросы, менее важные, может быть, но все же богословские, можно разрешить после воссоединения при помощи "совместных обсуждений без духа спорливости (τη αφιλονείκω συγγυμνασία)", причем само время и факт объединения этому (χρονιωτέρα συνδιαγωγη) помогут.

Как мы видим, отношение св. Василия к христианским разделениям своего времени определяется главным образом богословскими и духовными причинами, а также соображениями о благе Церкви, прежде всего - о ее мире и единстве. Он не теряет из виду этих соображений в 188-м письме к Амфилохию Иконийскому, но здесь скорее становится на юридическую и каноническую почву, различая среди церковных разделений ереси, расколы и незаконные сборища (παρασυναγωγαί). Св. Василий рассматривает вопрос о действительности крещения отделившихся от Церкви (катары и другие). "Древние считали, что нужно принимать такое крещение, которое ни в чем не уклоняется от веры. Поэтому они называли одни уклонения ересями, другие - расколами, другие незаконными сборищами. К ересям принадлежат совершенно оторвавшиеся и отчужденные по самой вере, к расколам - отделившиеся от других по каким-нибудь церковным причинам и вопросам, способным быть излеченными, к незаконным сборищам - собрания, устраиваемые непослушными пресвитерами или епископами и невоспитанными людьми. Например, если бы кто-нибудь, изобличенный в проступке, был запрещен в служении и не подчинился правилам, но стал бы для себя притязать на председательство и служение, и ушли бы вместе с ним некоторые, оставив кафолическую Церковь, то это было бы незаконным сборищем. А раскол - это иметь относительно покаяния мнения, отличные от мнения церковных людей. Пример ересей - манихеи, валентиане, маркиониты и эти самые пепузиане, ибо здесь сразу же разница относительно самой веры в Бога" [66]. Интересно, что он приводит здесь как пример ереси самые крайние секты, выходящие из рамок христианской веры. Среди них он упоминает арианство. Отметим также, что в этом документе канонического характера встречается выражение "кафолическая Церковь" (η καθολικη εκκλησία), весьма редкое, может быть - даже единственное в его писаниях, если не считать отсылок к анафематствованиям Никейского собора - "анафематствует кафолическая и апостольская Церковь" [67]. Св. Василий всегда говорит "Церковь", без всяких прибавлений.

Утверждая, что все эти сообщества покинули кафолическую Церковь, св. Василий все же признает, что раскольники в известном смысле принадлежат ей, так что раскол скорее внутрицерковное разделение. Отсюда вытекает иное отношение к их таинствам: "Поэтому было признано правильным первоначальными (отцами) совершенно отвергать (крещение) еретиков, а (крещение) отколовшихся, как еще происходящих из Церкви, принимать" [68]. По отношению к лицам из незаконных сборищ св. Василий идет дальше: их можно принимать в Церковь в сущем сане "А тех, - пишет он там же, - которые состоят в незаконных сборищах не правленных достойным покаянием и обращением, вновь соединять с Церковью, так что часто лиц в (священном) сане, ушедших вместе с непокорными, после того, как они покаются, принимают в том же сане" [69].

Все же можно сказать, что общее его отношение к раскольничьим рукоположениям отрицательно, хотя, может быть, и несколько смягчено по соображениям церковной пользы. Св. Василий с трудом признает действительность раскольничьего священства, а потому сомневается в крещении, совершаемом отделившимися от Церкви священниками. "Начало их отделения, - утверждает он, - произошло путем раскола. У отступивших от Церкви не было уже передачи благодати из-за перерыва преемства. Ибо первые удалившиеся имели рукоположения от отцов и через возложение их рук имели духовное дарование, но оторвавшиеся, став мирянами, не имели власти ни крестить, ни рукополагать, не будучи уже в состоянии подавать другим благодать Духа Святого, от которого они сами отпали. Поэтому (древние отцы) повелели вновь очищать истинным крещением церковным приходящих к Церкви от них, как крещенных мирянами. Но так как некоторым из (церквей) Азии было угодно, ради пользы многих (οικονομίας ενεκα των πολλων), принимать их крещение, то да будет оно принято" [70]. И немного дальше: "Я считаю, следовательно, что, так как относительно их у меня нет по преданию никакого установления, нам следует принимать их крещение; и если кто из них его получил, крестить, когда он вступает в Церковь. Но если это препятствует общей пользе (τη καθόλου οικονομία), то нужно прибегать к обычаю (то есть не повторять крещения) и следовать за отцами, действовавшими здесь "по икономии"" [71].

Надо сказать, что утверждения св. Василия, касающиеся таинств, совершаемых вне Церкви, неясны и даже противоречивы. Это можно объяснить тем, что они обусловлены тремя факторами, не так уж легко согласуемыми между собою: богословскими соображениями, обычаями древних и "икономией", то есть заботой о благе душ и Церкви. Богословские аргументы с неумолимой логикой говорили, что всякое лицо, отделившееся от Церкви, теряет дар благодати, прерывает преемство и не может дать другому то, чем само не обладает. Следовательно, таинства вне Церкви недействительны. Но кто на самом деле отделился от Церкви? Конечно, еретики. Что же до раскольников, св. Василий, как мы видели, приводит мнения древних, согласно которым они еще как-то принадлежат Церкви, и потому их крещение надо признать. Древние обычаи, впрочем весьма различные в разных поместных церквах, говорят здесь в пользу "икономии". Св. Василий вроде бы сторонник строгости, но по соображениям "икономии" не отвергает обычаев древних. Что же касается рукоположений, вопрос о них возникает только тогда, когда речь идет о лицах, принадлежащих к незаконным сборищам. Св. Василий как будто говорит, что они сохраняют свое священническое достоинство (ведь они вновь его получают, когда возвращаются в Церковь), но пока они остаются в этих сборищах, они подобны мирянам и не могут никого рукополагать. Все это не совсем ясно. Несомненно одно: для св. Василия Церковь - единственная сокровищница сакраментальной благодати, источник которой апостольское преемство. Как бы то ни было, она не обязана увязывать свой образ действий с образом действий раскольников. Если они признают наши таинства, это не значит, что мы должны признавать их таинства, ибо нет никакого сравнения между Церковью и расколом. "Если они (энкратиты), - пишет св. Василий, - сохраняют наше крещение, это не должно нас трогать, ибо мы не обязаны отплачивать им за их вежливость, но исполнять в точности каноны" [72].

Как мы уже видели, единство было для св. Василия существенным признаком Церкви. Это единство можно понять прежде всего как единственность - есть только одна истинная Церковь Господня. "Существует только один святой двор Божий, где следует поклоняться Богу, и этот двор - Церковь", - говорит св. Василий в уже цитированном нами тексте. Это и единство Церкви, простирающейся по всей вселенной, выявляемое поместными церквами: "Один народ все надеющиеся на Христа, и одна Церковь все принадлежащие Христу, хотя она именуется по различным местностям" [73]. Единство вселенской Церкви выражается в единстве веры и таинств, и во времени, и в пространстве. "Вера у нас, - пишет св. Василий, - не одна - в Селевкии, другая - в Константинополе, другая - в Зиле и в Лампсаке и еще другая - в Риме, так же, как и теперь проповедуемая не отлична от предыдущих, но одна и та же. Как мы приняли от Господа, так крещаемся; так веруем, как крещаемся; как веруем, так и славословим" [74]. И продолжает: "Пребывайте в вере, оглянитесь кругом во вселенную и вы увидите, что это большое место маленькое, а вся остальная Церковь, от края и до края (вселенной) принявшая Евангелие, держится этого здорового и неизвращенного учения" [75].

Тем не менее ни географическую всемирность, ни множество членов нельзя считать признаками истинной Церкви. Истинные христиане малочисленны, их часто преследуют. "В вас, - пишет св. Василий монахам, преследуемым арианами, - должен быть спасенным остаток благочестия, который пришедший Господь найдет на земле. А если епископы были прогнаны из церквей, это не должно вас колебать; если предатели возникли среди самих клириков, даже это не должно потрясать ваше доверие к Богу. Ибо спасают не имена, но намерения и истинная любовь к Создавшему нас... Не множество спасается, но избранники Божьи. Так что никогда да не устрашит вас народное множество, носимое туда и сюда ветрами, как вода морская. Если даже один только спасется, как Лот в Содоме, он должен пребывать в правильном суждении, имея непередвигаемую надежду на Христа, ибо не оставит Господь преподобных Своих".

После веры епископат для св. Василия - самое заметное выражение единства Церкви. Епископы могут, конечно, впадать в заблуждения и даже изменять православию, но в своей целостности они выражают веру Церкви. Вот почему общение с епископатом - признак принадлежности к ней. В своем письме к жителям Неокесарии, заметив, что "было бы справедливее судить вас не на основании одного или другого из не ходящих по прямому пути к истине, но по множеству епископов, соединенных с нами по всей вселенной благодатью Господней" [76], св. Василий упоминает некоторых, принадлежащих к совершенно разным областям, и прибавляет: "Все они посылают нам письма и, в свою очередь, получают от нас. Из тех, которые посылаются нам, вы можете узнать, а из тех, которые мы отсюда посылаем им в ответ, вы можете научиться, что мы все единодушны и единомысленны. Так что убегающий от общения с нами - да не останется это скрытым от вашей совести! - отрывает себя от всей Церкви" [77]. Отметим, что обмен письмами между епископами для св. Василия - знак их единения в вере, а тем более - соборы епископов, созванные в духе согласия и истины. Их решения вдохновляются Святым Духом. Таков, для примера, Никейский собор. Вы должны знать, пишет св. Василий, "что 318 отцев, собравшихся в духе неспорливости, проговорили там не без действия Святого Духа". Как осторожно он выражается. Однако у него нельзя найти развитого богословского учения о соборах. Он признает Никейский собор и формулированную на нем веру. Это единственный авторитетный для него собор. Обыкновенно же он ссылается на епископат в целом и на его общую веру. Однако только от общего собора, где представлено большинство епископов Востока и Запада, он ожидал окончательного разрешения и исцеления всех разделений и уклонений в вере, от которых страдала Церковь. Он делал все от него зависящее, чтобы такой собор созвали, и как можно скорее. Мы это увидим, когда будем говорить об его отношениях с Римом. Среди епископата, представляющего в своей цельности Церковь и управляющего ею, он выделяет все же некоторые епископские кафедры и некоторых людей, как имеющих особое влияние и нравственный авторитет в жизни вселенской Церкви. Прежде всего нужно указать на Александрию и на ее архиепископа св. Афанасия Великого. Св. Василий непрестанно говорит о любви и уважении к престарелому архиепископу. Св. Афанасий получил от Бога попечение не только о своей епархии, но и о всей Церкви: "Большинству других епископов достаточно смотреть каждому за тем, что его касается, тебе же этого недостаточно, но твое попечение о всех церквах столь же велико, как и о твоей собственной, доверенной тебе общим Владыкой" [78]. Св. Афанасий - вершина, господствующая над всеми. "Мы подумали, - пишет ему св. Василий, - дать самое подходящее начало делам, если мы прибегнем к твоему совершенству, как к вершине всех, и будем пользоваться тобою, как советником и вождем в делах" [79]. "Мы считаем подобающим, - пишет он в другом письме, - чтобы в заботе о церквах самая большая часть падала бы на твою мудрость" [80]. И еще: "Чем более преумножаются болезни церквей, тем более все мы обращаемся к твоему совершенству, убежденные, что в бедах нам остается одно утешение - твое предстательство" [81].

Как мы видим, св. Василий был уверен, что его убеждение разделяют все. Св. Афанасий - "врач недугов церковных, сбереженный для нас нашим Господом" [82]. Он "наш честнейший отец и епископ" [83]. Он кормчий, с помощью Божьей управляющий церковным кораблем. "Кто кормчий, способный править в таких обстоятельствах? - спрашивает св. Василий. - Кто настолько заслуживает доверия, чтобы восставить Господа запретить ветру и морю? Кто другой, как не тот, кто с детского возраста подвизался в подвигах благочестия?" [84] Отношение к св. Афанасию для него - критерий православия. "Ревностная преданность блаженнейшему Афанасию, - пишет св. Василий иеромонаху Асхолию, - является самым ясным показателем здравых убеждений в самых важных вопросах" [85]. Несомненно, центральное место, признаваемое за св. Афанасием, больше объясняется уважением и любовью к этому борцу за православие, нежели тем, что тот занимал александрийскую епископскую кафедру. Тем не менее важность этой кафедры увеличивала его авторитет и влияние. Это видно из того, что св. Василий признавал тот же долг заботы о церквах за его преемником Петром Александрийским, которого совсем не ценил. "Ты хорошо и как свойственно духовному брату, - пишет св. Василий, - наученному истинной любви от Господа, упрекнул меня за то, что мы тебе не делаем известным все, что происходит здесь, малое и великое. В самом деле, тебе подлежит заботиться о наших делах, а нам доносить любви о наших" [86].

Он почти признает, что архиепископ александрийский должен интересоваться делами церкви кесарийской, а архиепископ кесарийский - извещать о них Александрию. Дело, однако, идет не об юридическом обязательстве, но о выражении братской любви. Архиепископ Александрийский был единственным иерархом, которого св. Василий именует папой. "Блаженнейший папа Афанасий", пишет он в одном из писем [87].

Другой кафедрой первостепенной важности была для него кафедра антиохийская. Конечно, можно объяснить тем, что ее занимал его друг, св. Мелетий. Но было скорее наоборот: св. Василий так настаивал на том, чтобы св. Мелетия оставили в Антиохии, потому что эта кафедра занимала очень важное положение в Церкви. Для него она была главой, от которой зависит здоровье всего тела. "Ты должен, - пишет он св. Афанасию, - по примеру мудрейших из врачей, начать с заботы о самых жизненно необходимых членах, это ты сам знаешь лучше всякого другого. Но что может быть жизненно более важным для церквей во вселенной, чем Антиохия? Если бы ей случилось возвратиться к единомыслию, ничто не препятствовало бы ей, как выздоровевшей голове (κεφαλήν), передать здоровье всему телу" [88]. Св. Василий замечает, что церковь антиохийская "подвергается особенной опасности стать целью козней врага, злопамятствующего ей за то, что ее (чадам) впервые было дано имя христиан" [89]. Апостольское происхождение антиохийской кафедры имело значение для св. Василия, но не предохраняло ее от опасностей. Можно привести еще много свидетельств о значении, приписываемом тому или иному епископскому престолу (например, Неокесарии, поскольку преемство ее епископов восходит к св. Григорию Чудотворцу) [90]; но посмотрим, как относился св. Василий к западным епископам, и в частности к епископу римскому [91].

Не входя в исторические подробности, мы можем сказать, что общее отношение св. Василия к Западу определялось его обостренным сознанием единства Церкви. В то же время, хорошо зная по опыту положение на Востоке, он очень сомневался, чтобы восточные церкви, раздираемые тогда арианской ересью и расколами и угнетаемые императорской властью, враждебной православию, могли своими собственными силами победить ереси и восстановить свое единство. Он считал, что западные церкви, объединенные между собою и сохранившиеся от ересей, могли помочь восточным церквам. Св. Василий пламенно желал такой братской помощи и делал все от него зависящее, чтобы ее добиться, не жертвуя, однако, верою, которую он исповедывал, канонической правдою и преданиями христанского Востока.

"Я сам давно знаю, - пишет он св. Афанасию, - по насущному мне скромному пониманию вещей, и я понял, что для наших церквей существует только один путь им помочь, а именно единодушие западных епископов. Если бы они только захотели воспринять ту же ревность, которую они проявили по поводу одного или двух, обличенных на Западе в злословии, по отношению и к живущим в наших местностях, может быть, и получилась бы какая-нибудь общая польза, так как властители устремились бы за множеством внушающих доверие, а народ повсюду последовал бы за ними без возражения" [92]. Он умоляет: "Пошли несколько человек от находящейся под твоим управлением святой церкви мужей сильных во здравом учении, к епископам на Западе, поведай им объявшие нас несчастья, подскажи им способ заступиться за нас" [93]. Как мы видим, св. Василий всегда обращается к епископам Запада, их множество, единство в вере и ревность о ней производят на него впечатление. Западную помощь, впрочем, он мыслил как уплату долга, потому что вера христианская родилась на Востоке и отсюда распространилась на Запад. "Необходимо, - пишет он епископу Иллирийскому Валериану, - чтобы вера на Востоке была обновлена вами и чтобы вы своевременно возвратили ему те блага, которые вы от него получили" [94].

Св. Василию представлялось очень важным, чтобы много западных епископов участвовало в соборе. "Необходимо присутствие большего числа братьев, - пишет он италийским и галльским епископам, - чтобы прибывшие пополнили состав собора, дабы не только от достоинства пославших их, но и от собственной численности они были бы достойны доверия в деле исправления" [95]. Св. Василий ожидал спасения веры от Вселенского Собора, где участвуют все или почти все западные епископы. Такое массовое участие представлялось ему особенно важным, ведь они прибыли издалека, их нелегко подозревать в пристрастии. "Наше слово, - обращается св. Василий к западным епископам, - кажется подозрительным для многих, как будто бы мы из-за каких-нибудь личных соперничеств заняли по отношению к ним позицию, основанную на мелочных чувствах. Вы же насколько далеко от нас отстоите, настолько более вы будете считаться достойными доверия в народе... Если же и вы в вашем множестве совместно вынесете то же решение, ясно, что множество постановивших сделает бесспорным приятие всеми постановления" [96]. И снова массовое участие западных епископов должно было, по мнению св. Василия, обеспечить торжество православия.

Многочисленные письма, в которых он умоляет о помощи, адресованы или западным епископам вообще, или западным епископам определенных областей, скажем - Италии или Галлии, или некоторым западным епископам лично, скажем - Амвросию Медиоланскому или Валериану Иллирийскому, или, наконец, некоторым восточным иерархам, например - св. Афанасию, которые могли оказать влияние на западных. Во всей переписке есть только одно письмо, 70-е, написанное в 371 году, в котором он обращается непосредственно к римскому епископу папе Дамасу; впрочем, тот не ответил. Это побуждает нас рассмотреть отношение св. Василия к римской епископской кафедре и к римскому примату вообще.

Отметим прежде всего, что места из его творений, где он говорит об ап. Петре, что бы они ни значили, не так уж помогут правильно понять его отношение к Риму. В его писаниях нельзя найти какого-либо соотношения между ап. Петром и римскими епископами. Он не говорит о Риме как кафедре св. апостола Петра или о епископах как его преемниках. Св. Василий не употребляет выражения "апостольская кафедра" для обозначения римской епископии и слова "папа" для епископа римского. Этот титул он применяет только к архиепископу александрийскому. Отношения с Римом занимают, однако, значительное место в его переписке, хотя, как мы знаем, он всего один раз писал лично папе Дамасу. В этом письме, братском, достойном и почтительном, св. Василий просит папу возобновить древние узы любви, соединявшие некогда Восток и Запад, и помочь восточным церквам в их теперешних трудностях. "Обновлять установления древней любви, - пишет он, - и возводить снова к прежнему расцвету мир отцов, этот небесный и спасительный дар Христов, завядший от времени, для нас необходимо и полезно, приятным же, прекрасно знаю, покажется это и твоему христолюбивому расположению. Что, в самом деле, могло быть более отрадным, чем видеть тех, кто разделен таким множеством стран, связанными единством, содеянным любовью, во едино согласие членов в теле Христовом?" [97] Св. Василий настаивает, что взаимная помощь церквей - древний всемирный обычай, но особенно она свойственна церкви римской. "Во всяком случае, - пишет он, - мы не ищем чего-нибудь нового, но обычного и для других древних блаженных отцов, и боголюбивых мужей, и особенно для вас" [98]. Приведя исторические примеры римской помощи церквам Востока (письма с утешениями и деньги для церкви кесарийской во время одного из нашествий варваров), св. Василий заканчивает свое письмо трогательным призывом: "А между тем наши дела находятся сейчас в более тяжелом и печальном положении и нуждаются в большей заботе. Ведь мы оплакиваем не разрушение земных построек, но захват церквей; мы видим не рабство телесное, но пленение душ, совершаемое ежедневно поборниками ересей. Так что, если вы не восстанете уже сейчас нам на помощь, немного после вы уже не найдете, кому бы протянуть руку, так как все подпадут под владычество ереси" [99]. Как видим, св. Василий считал помощь Рима необходимой, чтобы спасти восточные церкви от ереси. Все исторические примеры, приводимые им, показывают, что он понимал ее скорее как братскую поддержку, внушенную любовью, чем как церковное вмешательство, основанное на праве. К тому же, этот долг братской помощи, хотя и особенно свойствен римской церкви, по его убеждению, - общая черта всех церквей. Во всяком случае, он обращается к епископу римскому как к собрату, а не как к вождю. Никогда не упоминает он ни об особенных прерогативах римской кафедры, ни о специальном положении ее епископа. А между тем эти римские притязания уже были известны на Востоке. Через епископа римского св. Василий обращается на самом деле ко всему Западу. Может быть, поэтому папа Дамас ему никогда не отвечал [100].

В 69-м письме св. Афанасию Александрийскому св. Василий говорит с большими подробностями о власти римских епископов. Дело снова идет о том, чтобы поскорее послать на Восток западную епископскую делегацию для поддержки православия и канонического порядка. "Нам показалось соответствующим (обстоятельствам), - пишет св. Василий, написать письмо епископу римскому, чтобы он рассмотрел наши дела и высказал свое мнение (γνώμην), дабы так трудно [101] послать кого-нибудь из тамошних на основании общего и соборного решения, он сам проявил бы власть в этом деле (αυθεντησαι περι το πραγμα), выбрав мужей, способных перенести труды путешествия, способных также своею кротостью и твердостью нрава вразумить совратившихся среди нас" [102]. Как видно, св. Василий считал, что было бы нормальней, если бы делегацию западных епископов избрал западный собор, но поскольку его трудно быстро собрать, а дела не ждут, римский епископ мог бы решить это сам и выбрать делегатов своею властью. Св. Василий признавал за римским епископом особую власть и авторитет по отношению к своим епископам, очевидно - на Западе, так как речь шла о том, чтобы заменить западный собор и послать западную делегацию. Св. Василий не дает никакого богословского основания особой власти римского епископа на Западе. Можно предположить, что для него это - исторический факт. Естественно, западные епископы должны были принять деятельное участие в работе общего собора на Востоке, хотя их авторитет на этом соборе как будто бы больше зависел от их личных способностей (кротость и твердость), чем от того, что они - представители Рима или Запада.

Во всяком случае самый факт общения с Римом не имел для св. Василия решительного значения. Оно не было необходимым, чтобы принадлежать к Церкви и быть православным. Для св. Василия важно находиться в общении с епископатом в его целостности. Рим для него - только одна из церквей, весьма значительная, несомненно, но не единственная или занимающая особое место. В 251-м письме, уже цитированном нами [103], св. Василий перечисляет церкви, где провозглашается одна и та же вера, - Селевкия, Константинополь, Зила, Лампсак. Рим он ставит на пятое место и не придает ему особого значения. Позиция эта выявляется еще яснее в 214-м письме Теренцию об антиохийском расколе. "До нашего слуха дошло, - пишет св. Василий, - что братья группировки (συντάξεως) Павлина... распространяют, как я слышу, письма с Запада, поручающие им епископство антиохийской церкви, несправедливо же отстраняющие чудеснейшего епископа истинной Церкви Божьей Мелетия" [104]. Св. Василий объясняет это неведением мира и единения, он вместе с тем открыто говорит, как мало значения имели для него письма из Рима, когда они противоречили истине и справедливости. Он пишет: "Так как мы никого не обвиняем, а, напротив, желаем иметь любовь ко всем, особенно же к близким по вере, мы радуемся вместе с получившими письма из Рима. И если в них имеется какое-нибудь серьезное и значительное свидетельство в пользу получивших их, желаем, чтобы оно оказалось истинным, подтверждаемым самими делами. Но, конечно, мы не можем ради этого убедить себя когда-нибудь не обращать внимания на Мелетия или забыть о находящейся под его управлением церкви, или счесть незначительными вопросы, из-за которых с самого начала произошло разделение, и считать эту разницу маленькой по отношению к целям благочестия. Лично же я только потому, что кто-то получил человеческое письмо и поэтому много о себе думает, никогда не соглашусь уступить; даже если такое письмо пришло с самих небес, но не следует основам здравой веры, я не могу считать находящимся в общении со святыми его автора" [105]. Значит, для св. Василия "письма из Рима" (τα απο 'Ρώμης γράμματα) только "человеческие письма". Он совершенно не считает, что обязан руководствоваться ими в догматических и канонических вопросах. А главное, не римские письма делают нас согражданами святых, но здравые основы веры.

Действия св. Василия показывают еще лучше его писаний, что Рим не был для него высшим авторитетом в вопросах вероучения или церковного строя. Он отказался подписать исповедание веры, не делающее различий между сущностью и ипостасью, присланное ему Дамасом, которое тот ставил условием своего общения со св. Василием [106]; отказался признать Павлина епископом Антиохийским и отречься от Мелетия, хотя Рим признавал Павлина и считал Мелетия схизматиком и даже еретиком; наконец, он избегал, как мы видели, обращаться к епископу римскому, предпочитая писать совокупности западных епископов. Все это показывает, что для св. Василия Рим не обладал неоспоримым и всемирным авторитетом.

Тем не менее отношение его к Риму не было совсем отрицательным. Он полагал, что Запад и епископ римский - в частности, в силу его особенного положения на Западе, - могут быть очень полезны восточным церквам. Их братскую помощь он считал весьма желательной, лишь бы ее осуществляли в духе смирения и понимания. Этого нельзя было сказать о папе Дамасе. Для св. Василия это "гордый и надменный человек, где-то высоко восседающий и вследствие этого неспособный слушать тех, кто, находясь внизу, говорит ему истину" [107]. В другом письме он не только обвиняет Дамаса в личной гордости и невежестве, но утверждает, что римские епископы покровительствуют еретикам на Востоке. Он пишет, что всякая попытка войти в сношения с Дамасом бесполезна, так как "это гордый муж" (αγήνωρ). В самом деле, высокомерные люди, когда им угождают, становятся еще высокомернее. "Но если Господь смилуется над нами, в какой другой помощи мы будем нуждаться? А если гнев Божий будет продолжаться, какая польза от западной гордости? (της δυτικης οφρύος). Эти люди не знают истины и не терпят ее узнать, но предрасположенные ложными подозрениями, делают то же в наше время, что делали раньше при Маркелле, враждуя с теми, кто возвещал им истину, подтверждая же своими действиями ересь. Я сам лично, помимо общецерковного письма, хотел написать их главе (κορυφαίω); ничего о церковных делах, разве только в виде намека, что они не знают истины о наших делах, но и не соглашаются идти путем, по которому они научились бы ей; вообще же о том, что не должно нападать на униженных испытаниями и не отождествлять достоинство с гордостью, так как один этот грех достаточен для создания вражды с Богом" [108]. В этом письме, несомненно, чувствуется горечь, испытываемая св. Василием, видевшим, как все его усилия в пользу мира и единства в Церкви терпят неудачу из-за действий папы Дамаса. И все же оно показывает, что римские епископы, по его мнению, могли ошибаться в догматических предметах и часто не отличали православие от ереси. Мало того, они ей не раз покровительствовали.

Такой представляется нам в общих чертах экклезиология св. Василия Великого. Многое, конечно, изменилось с того времени. Мы живем в эпоху, которую часто называют экуменической, когда христиане разных вероисповеданий стремятся преодолеть свои разделения во имя мира и единства. Этому можно только радоваться и благодарить Бога. Все же мы думаем, что основные положения учения св. Василия о Церкви, равно как и его жизненное отношение к церковным событиям, сохраняют все свое значение по прошествии стольких (шестнадцати!) веков. Все, о чем он пишет, исключительно актуально: борьба между истиной и лжеучениями, ереси и расколы, стремление к миру и единству и пути их достижения и, наконец и прежде всего, отношения между христианскими Востоком и Западом, между православием и Римом. Все это мы встречаем в ежедневной христианской жизни, если только живем в ее полноте. Миролюбивый и смиренный дух, различие между существенным и второстепенным в вопросах веры и церковного строя, готовность пожертвовать всем чисто человеческим ради достижения церковного мира и христианского единства, но вместе с тем твердое стояние на страже православия и отвержение всех компромиссов в основных положениях веры и канонического строя Церкви - вот чему учит нас св. Василий Великий делом и словом. Его мысли о Церкви и его церковная деятельность должны служить нам руководством в нашу экуменическую эпоху.

Примечания