|
12-11-2013 Бельгия: Православие в роли официальной ЦерквиСергей Мудров В свое время я ездил в Бельгию каждое воскресенье. В церковь. В голландском городе Маастрихте (где я учился в магистратуре местного университета) богослужения в православном приходе во имя святителей Иоанна Златоуста и Серватия совершались всего один раз в месяц. Да и то по субботам. Поэтому воскресным утром, когда на улицах было тихо и безлюдно, я спешил на железнодорожный вокзал. Оттуда начинался мой привычный путь до бельгийского города Льежа, расположенного недалеко от голландской границы. Неказистая с виду электричка, гордо именуемая «международной», добегала до пункта назначения всего за полчаса. А с льежского вокзала Гимэ можно было выбирать дальнейший путь, следуя в одну из русских церквей города. Да, был такой незабываемый период в моей жизни, когда приходилось ездить на литургии из одной европейской страны в другую. Но было это совсем не тягостно. Скорее наоборот: радостно и легко. И как-то по-особенному благодатно. Справка. Королевство Бельгия – небольшое европейское государство у побережья Северного моря. Площадь – 30,5 тыс. км2, население – 10,5 млн человек. Столица – Брюссель. Официальные языки – нидерландский (фламандский), французский и немецкий. Большинство верующих – католики. Бельгия по-своему уникальная страна. Вроде бы одно небольшое государство, но две его главные части – Валлония и Фландрия – имеют между собой мало общего. Фламандский (язык Фландрии) и французский (язык Валлонии) совсем не похожи друг на друга. Флегматичные фламандцы контрастируют с более живыми, открытыми валлонами. Меняется даже облик городов – от более аккуратных и строгих во фламандском регионе страны до менее презентабельных в ее валлонской части. Православное присутствие в Бельгии восходит к I веку от Рождества Христова, когда христианские миссионеры, исполняя свое высокое призвание, просвещали местных жителей истинами евангельской веры. В период неразделенной Церкви бельгийские земли подарили миру целую плеяду святых. Имена святителя Ламберта Льежского, святой Гертруды Нивельской, святого Ремакля, апостола Арденнского, и многих других близки и дороги сердцу православного христианина. И эти святые (подобно преподобному Сергию Радонежскому, преподобной Евфросинии Полоцкой, преподобному Антонию Печерскому, молящимся за славянские земли) предстоят пред Престолом Всевышнего, ходатайствуя за израненную, измученную грехом Европу. После отпадения Западной Церкви православное присутствие на территории современной Бельгии сошло на нет. Многие годы и столетия проносились мимо, словно вихри, ломая и круша, но не принося особых перемен. И только в 1862 году в Брюсселе было посеяно зернышко надежды: по инициативе посольства Российской империи в городе основали приход во имя святителя Николая. Спустя четверть века, в 1900 году, в Антверпене открылась греческая церковь, а в 1920-е и 1930-е годы, благодаря эмигрантам из России, православные приходы появились в других регионах страны. Эмиграция из Греции в 1950-е годы способствовала устроению греческого Православия. Сегодня в Бельгии 51 православный приход. Большая часть из них принадлежит Константинопольскому и Московскому Патриархатам. Несколько общин находятся в юрисдикции Румынского и Грузинского Патриархатов, и по одной общине – в юрисдикции Болгарского и Сербского Патриархатов. Православие (наряду с католицизмом, протестантизмом, англиканством, исламом и иудаизмом) признано в Бельгии официальной религией. Официальное признание дает православным право на эфирное время на государственном радио и телевидении, а также на преподавание основ Православия в школах. При этом государство выплачивает жалованье педагогам, ведущим курсы по основам православной веры. Кроме того, государство оказывает финансовую помощь официально признанным приходам (приход получает признание при наличии не менее 200 зарегистрированных прихожан). В эту помощь входит выплата жалованья священникам (одна ставка на приход). В настоящее время размер зарплаты составляет 1500 евро в месяц. Конечно, это не самая большая для Бельгии сумма, особенно с учетом того, что семьи православных священников, как правило, многодетные, а жилье приходится снимать за свой счет. Но и эта поддержка весьма значима. Особенно если принять во внимание тот факт, что она предоставлена властями неправославной и даже нерелигиозной страны. Брюссель: столица Бельгии и всей Европы Брюссель, невзирая на громкий статус столицы Евросоюза, производит впечатление обычного провинциального европейского города. Невысокие дома, похожие одна на другую улицы, довольно однотипная архитектура. На фоне общего облика провинциальности выделяются разве что европейские учреждения – здание Еврокомиссии и ее структурных подразделений. Брюссель – кафедральный город. Здесь находится резиденция двух правящих архиереев: митрополита Пантелеимона (Контоянниса) (Константинопольский Патриархат) и архиепископа Симона (Ишунина) (Московский Патриархат). Митрополит Бельгийский Пантелеимон является представителем Православной Церкви при Бельгийском королевстве. Владыка представляет бельгийским центральным властям интересы всех православных, вне зависимости от юрисдикционной принадлежности.
Митрополит Пантелеимон (Контояннис) Моя встреча с митрополитом проходила в его резиденции, что на авеню Шарбо, в брюссельском районе Эттербек. Владыка принимал радушно, тепло и доброжелательно. Небольшой, но уютный кабинет митрополита располагал к спокойной беседе, а предложенная чашка ароматного кофе со сладостями придавала обстановке домашний колорит. Ответы на мои вопросы были краткими, но емкими и содержательными. Владыка, в частности, остановился на истории митрополии, отметив, что «наш первый приход в Бельгии появился в Антверпене, в 1900 году. Открытие первого прихода в Брюсселе состоялось в 1926 году. Сама Бельгийская митрополия основана в 1969 году». Справка. В настоящее время в Бельгии в юрисдикции Константинопольского Патриархата находится 29 приходов. Из них два прихода (в Генке и Буссуа) выделены особо как украинские, а четыре общины (две в Брюсселе, а также в Антверпене и Льеже) подчиняются архиепископии церквей русской традиции, что на улице Дарю в Париже. – В нашей митрополии люди самых разных национальностей, – заметил владыка. – Мы стараемся использовать в богослужении разные языки: греческий, французский, нидерландский. Среди наших прихожан можно встретить и тех, кто обратился к нам из католицизма. – Вы, наверное, ведете миссионерскую деятельность, чтобы познакомить бельгийцев с Православием? поинтересовался я. – Нет, это не миссия. Мы не занимаемся прозелитизмом, – подчеркнул митрополит. – Если нас просят, то мы, конечно, говорим о Православии. Есть люди, которые интересуются и приходят к нам. – Имеются ли особые причины, из-за которых не организуется миссионерская деятельность? – решил уточнить я. – Думаю, было бы не очень хорошо, если бы мы пытались обращать католиков в Православие, а католики православных в католицизм, – ответил владыка. – Но у нас обычно находятся люди, желающие принять Православие. Мы с ними проводим беседы и, если они согласны с православным вероучением, принимаем их в лоно Православной Церкви. Говоря об официальном статусе Православия в Бельгии, митрополит отметил, что власти «хотели, чтобы у православных был один представитель». Представителем стал иерарх Вселенского Патриархата, как «первого среди равных». – Да, государство нам помогает, но оно же требует от Церквей регулярной отчетности, – заметил митрополит. – Не возникает ли трудностей во взаимоотношениях с нерелигиозными властями страны? – осторожно поинтересовался я. – Проблем у нас нет, – заверил меня владыка: – И Католическая Церковь нам помогает, – подчеркнул он. На прощание митрополит заметил, что у него сложились очень хорошие отношения с Русской Церковью и лично архиепископом Симоном. «Что ж, всегда приятно, когда православные находят между собой понимание на всех уровнях», – подумал я, благодаря владыку Пантелеимона за теплый прием и за врученный мне подарок – коробку изумительно вкусных конфет «Леонидас», известных не только в Бельгии, но и далеко за пределами страны. Архиепископ Симон: «Важно не потерять людей» Владыка Симон живет на улице Шевалье, в брюссельском районе Иксель, в том же доме, где расположен Никольский кафедральный собор. Скромная резиденция архиерея находится на втором этаже. Причем действительно скромная, устроенная без аристократического размаха и лишней роскоши. Справка. Архиепископ Симон (Ишунин) родился в 1951 году в Ленинграде, в семье священника. Окончил Ленинградские духовные семинарию и академию. Кандидат богословских наук. В 1975 году принял монашество, через год был рукоположен в священный сан. Служил в Ленинграде, Финляндии (в Ново-Валаамском монастыре) и Карелии (в Петрозаводске). Хиротонисан во епископа в 1987 году. Официальное назначение в Брюссель состоялось в марте 1987 года, но приехал владыка Симон почти через год, в феврале 1988-го. – Долго оформлялись необходимые документы, – объясняет владыка эту задержку. – Дело в том, что впервые на Брюссельскую кафедру назначался человек из Советского Союза. Все мои предшественники, хотя и русские по происхождению, были гражданами других стран. Бельгийские власти долго не давали разрешения на въезд. Мы обращались в посольство Бельгии в Москве, но там объясняли, что Бельгия – очень забюрократизированная страна, и мы должны пройти все необходимые согласования. С мертвой точки процесс сдвинулся только после визита в Бельгию митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия. Митрополит в ходе встречи с монархом поднял вопрос обо мне. После вмешательства короля Бодуэна все пошло гораздо быстрее. Как и планировалось, владыка Симон по приезде в Брюссель вступил в управление Бельгийской епархией. Но всего через три года, в 1991-м, после кончины в Гааге архиепископа Иакова (Аккердейка), ему пришлось принимать дополнительное назначение – «временно управляющего» Гаагско-Нидерландской епархией. Это «временное управление» продолжается по сегодняшний день. И фактически стало постоянным. – Наверное, сейчас нет смысла посылать в Голландию архиерея для постоянного проживания, – полагает владыка Симон. – В Голландии всего семь приходов Московского Патриархата, а архиерею нужно где-то жить и на что-то жить. Я езжу в Голландию несколько раз в году. Действительно, расстояния здесь небольшие. Обе страны (взятые вместе) по площади едва превышают третью часть Беларуси. Можно везде успеть. Да и в самой Бельгии количество приходов меньше, чем в средней епархии в России. Хотя сейчас их число несопоставимо с тем, что было 20 лет назад. – В Бельгии к моменту моего приезда насчитывалось всего шесть приходов Московского Патриархата, – говорит архиепископ Симон. – Никольский собор в Брюсселе (с церковнославянским языком богослужения), нидерландскоязычный монастырь в Первейзе и четыре франкофонных прихода. Помню, на первой моей службе в брюссельском соборе присутствовало 37 человек. Франкофонные приходы собирали на богослужения всего несколько человек. Большинство прихожан было пожилого возраста (многих из них я уже отпел). Если бы не началась массовая эмиграция из СССР, часть приходов пришлось бы закрыть. Как чудесно все устроил Господь, подумалось мне: развал советской системы стал не только залогом возрождения Церкви в бывшем СССР, но и помог поддержать православные общины на Западе. – Это сейчас у нас появились приходы в Антверпене, Остенде, Левене, Шарлеруа, Льеже, Намюре, храм Святой Троицы в Брюсселе. Это сейчас на Пасхальную утреню в некоторые храмы приходит более тысячи человек. 20 лет назад такого нельзя было даже представить, – подчеркнул владыка Симон. Действительно, подавляющее большинство нынешних прихожан – выходцы из бывшего СССР. Бельгийцев в храмах Московского Патриархата немного. Массового обращения в Православие среди них нет. Миссионерствовать для коренных жителей епархия вроде бы не собирается. Как заметил правящий архиерей, «как же мы можем вести миссионерскую деятельность среди бельгийских католиков, если мы обвиняем Католическую Церковь в экспансии в России». – Ну вот, был бы достойный ответ Католической Церкви, – попытался возразить я. – У нас есть миссии в других странах, – ответил мне владыка. – Мы, например, открыли церковь в Перу. Помогаем им продуктами и деньгами. Прихожане церкви в основном перуанцы. Там нас в экспансии никто не обвинит. – Здесь, в Бельгии, у меня не хватает духовенства даже для работы с русскими людьми, – подчеркнул архиепископ Симон. – Многие переселенцы практически ничего не знают, потому что воспитание в Советском Союзе было совсем другое. Мне нужны и священники, и диаконы, желательно люди образованные, чтобы они могли представлять нашу епархию на встречах с инославными. Мы открыли при Свято-Троицком храме трехгодичные образовательные курсы. Несколько ребят эти курсы закончили, я их поставил во чтецы, а дальше рукополагать не могу. У них нет документов, дающих право работать. Может так случиться, что я рукоположу человека, а ему будет отказано в легализации, и придется покинуть страну. Но такой вариант меня не устраивает. В конце беседы я спросил у владыки, чем, на его взгляд, отличается жизнь архиерея на Западе от жизни в России. – Отличий немало, – улыбнулся он. – Я сам вожу машину, сам хожу в магазин, сам себе готовлю, сам себя обслуживаю. У меня нет ни секретарей, ни делопроизводителей. Так что бумажную работу тоже приходится выполнять самому. Сейчас, конечно, удобнее: есть компьютер! – А вообще, – заметил владыка, возвращаясь к основной теме нашей беседы, – на нас лежит большая ответственность. Ответственность за тех людей, которые приехали в Бельгию. Мы не должны их потерять. Нужно избежать повторения негативного опыта первых эмигрантов. Тогда ведь как получилось? Люди приехали, стали открывать храмы, а потом ассимилировались и как-то растворились. Где эти сотни тысяч и миллионы? Их нет. Беда, если мы оставим без внимания Церкви приезжающих сюда людей. Их надо направить в русские приходы. А иначе и они будут потеряны! Что же мы тогда скажем Господу? «Глубокий, проникновенный и вполне уместный вопрос», – подумал я, прощаясь с владыкой. Наверное, актуальный не только для архиереев и священников, но и для обычных мирян. Ведь и на мирянах лежит доля ответственности – как на свидетелях о Православии для находящихся вокруг людей. «Что же скажут Господу те православные, которые, приехав в Бельгию, не только не свидетельствуют окружающим об истинной вере, но и вообще забывают о своих православных корнях?» – задавал я себе этот грустный вопрос, спускаясь по лестнице дома на улице Шевалье. Здесь, на первом этаже здания, есть неказистая с виду белая дверь. Открыв ее, попадаешь в небольшую церковь. В знаменитый Никольский собор. Свидетельствующий бельгийцам о Православии уже много десятков лет. Никольский кафедральный собор Никольский собор в Брюсселе известен как самый древний православный храм Бельгии. Впрочем, некоторые определения собора звучат с долей условности. Например, «древности» нет и полутора веков. А сам собор занимает лишь некоторую часть стандартного трехэтажного дома. В его облике мы не увидим ни устремленных к небу куполов, ни той важности и величественности, что присуща кафедральным соборам России. Все довольно просто и непритязательно. Но эта простота скрывает за собой благодатность православной молитвы, совершаемой в центре протестантско-католического, а то и просто безбожного Запада. Никольский собор отворил свои двери для верующих в 1876 году. До этого времени православный приход во имя святителя Николая, образованный в 1862 году, собирался на богослужения в другом, временном, помещении. Священники в Брюссель направлялись из России. Среди прихожан были не только русские, но и греки, румыны, сербы. Для многих из них присутствие на православной службе давало глубокую и неповторимую радость – ведь они молились в единственной православной церкви на бельгийской земле! В храм охотно ходили послы православных стран. Почетным служением для глав дипломатических миссий было участие в обряде выноса Плащаницы в Великую пятницу – день погребения Спасителя. Конечно, сегодня Никольский собор – это один из многих православных храмов Бельгии. Но в нем по-прежнему хранится незримый образ первозданности, сотканный в XIX веке. Образ первого православного храма, первой «весточки» о Православии, принесенной в Бельгию по прошествии многих лет – с момента отъезда в 1830 году русской царевны Анны Павловны, устроившей православную часовню в своем дворце в Брюсселе. Но королевская часовня была доступна узкому кругу лиц. Никольский собор свидетельствовал о красоте Православия абсолютно всем. К слову, даже сейчас собору присуща черта уникальности. Именно в нем находится ковчежец с частицей мощей святителя Николая Чудотворца. Больше в Бельгии частичек мощей святого нет. Ни в одной Церкви ни одной юрисдикции. Этот ковчежец, как гласит надпись на обратной стороне его, «находился у постели императора Николая Павловича во всю последнюю ночь его жизни до кончины его». – У нас остались с XIX века священные сосуды, Евангелие, иконостас, – рассказал мне отец Сергий Модель, священник собора и секретарь Брюссельско-Бельгийской епархии. – Правда, иконы в иконостасе первоначально были западного типа, но потом их заменили на более традиционные. Справка. В кафедральном соборе обычно совершает богослужения архиепископ Симон (Ишунин). Настоятелем собора является протоиерей Антоний Ильин, секретарь Представительства Русской Православной Церкви при европейских международных организациях. В соборе служат священники Сергий Модель и Георгий Тиммер, протодиакон Александр Куряткин и диакон Александр Моторный.
Священник Сергий Модель Отец Сергий приглашает меня войти в алтарь собора. Я с благоговением вхожу во «святое святых» православного храма, с трепетом взираю на престол и жертвенник. Да, службы сейчас нет, но незримая благодать всегда присутствует там, где приносится бескровная жертва. На стенах алтаря я вижу иконы, о которых говорил батюшка. Действительно, заметен западный стиль: довольно яркие, возможно, чрезмерно реалистичные изображения. Не совсем типичные для строгого, бесстрастного православного образа. – В конце XIX века настоятель решил заменить эти иконы на более традиционные, – объясняет отец Сергий. – Но из храма их не убрали. Просто перенесли в алтарь. Люди за границей обычно стараются все сохранить. Все-таки здесь молились наши предки. Это наше наследие. Простора в храме, к сожалению, не чувствуется: в XIX веке православных в Бельгии было совсем немного. Наверное, даже 100 человек в соборе поместятся с трудом. Сейчас на воскресные литургии приходит 50–70 человек. Но вот на праздники может собраться более 200. Места в храме хватает не всем. Люди стоят в коридоре и на улице. Но все-таки идут: голос совести не позволяет православным беззастенчиво оставаться дома в праздничный день. – Наших прихожан условно можно разделить на три категории, – говорит отец Сергий. – Во-первых, дети, внуки и правнуки эмигрантов первой, послереволюционной волны. Большинство из них – пожилые люди. Но они считают, что это их церковь, церковь их отцов и дедов, которую они очень чтят, желая, чтобы все оставалось по-прежнему. Нередко эти люди занимают достаточно серьезные посты в Бельгии. Вторая категория – это эмигранты, приехавшие сюда после Второй мировой войны. Плюс незначительное число переселенцев, прибывших в 1970-е годы. Наконец, третья категория – это так называемая постсоветская эмиграция. Для эмигрантов последней волны церковь – это не только дом молитвы, но и место общения, налаживания культурных связей. Этим людям часто надо объяснять основы Православия. Кроме того, им порой необходимо оказывать социальную помощь, помогать изучать местные языки. Словом, находить себя и свое призвание на новом месте. – Есть у нас в церкви и коренные бельгийцы, – рассказывает батюшка. – Иногда в Православие переходят местные жители, вступившие в брак с православными. Часть бельгийцев приняла Православие по богословским соображениям, зачастую из-за разочарованности католицизмом, проявившейся после II Ватиканского Собора. Некоторые ищущие люди приходят в Православие и сейчас. Как правило, бельгийцы, перешедшие в Православие, достаточно активны в приходской жизни. Действительно, многие из них стремятся помогать в храме, прислуживают в алтаре, читают на клиросе. Достойный пример для подражания. Для всех, кто считает себя православным. – Следует отметить, что у нас сложились хорошие отношения с греческими приходами, во многом благодаря доброжелательной позиции митрополита Пантелеимона, – говорит отец Сергий. – Сложнее ситуация с приходами архиепископии церквей русской традиции (парижская улица Дарю). «Парижане» считают, что эмигранты новой волны должны ходить к ним и довольно негативно относятся к открытию церквей Московского Патриархата. Конечно, в Бельгии обстановка в целом более спокойная, чем, скажем, во Франции или Великобритании. Владыка Симон – человек исключительно миролюбивый. Но все равно напряжение есть. В некоторых местах священники архиепископии не желают служить с нашими священниками или не пускают нас в свои храмы. Интересно, а не мешает ли отцу Сергию его мирская работа? Не так просто, наверное, совмещать труды в сугубо светском учреждении и священническое служение. – Действительно, это не всегда легко, – ответил мне батюшка. – Ho обстановка здесь, на Западе, такая, что не каждый священник может «питаться oт алтаря», как говорит 41-e апостольское правило. Некоторые обязаны зарабатывать на жизнь. Что касается моей работы, она может занимать много времени после обеда и вeчepoм, но утром я чacто свободен. Поэтому я имею возможность регулярно служить даже в будние дни. Тем более могу служить в выходные. И могу всегда договориться с собратьями. Но все равно непросто, подумалось мне. Без искренней самоотдачи на благо Церкви, без желания служить людям такое «совмещение» оказалось бы весьма тяжелым. Даже из-за обычной усталости. Значит Господь, даруя поддержку отцу Сергию, видит добрые плоды его пастырского служения. Служения, которое так необходимо православным жителям Брюсселя. Церковь Воскресения Христова: бельгийское служение голландского батюшки В протоиерее Стефане Веертсе, настоятеле прихода в честь Воскресения Христова, что на улице Драпье в Брюсселе, европейская строгость и пунктуальность чудесно сочетаются с православной открытостью и доброжелательностью. Отец Стефан – коренной голландец – прошел непростой путь от мирянина-католика до православного священника. Прекрасно владея русским и, разумеется, церковнославянским языком (и это помимо голландского, французского, немецкого и английского), он стал добрым пастырем и духовным наставником для многих выходцев из бывшего СССР. Тем самым еще раз подчеркивая: для Православия нет национальных, этнических и культурных границ. Справка. Протоиерей Стефан Веертс родился в 1955 году в городке Меерсен, что под Маастрихтом, на юге Нидерландов, в благочестивой католической семье. Православие принял в 17 лет. Окончил Педагогическую академию в Маастрихте и Высшую католическую школу в Ситтарде (по специальности «Социология, психология и обществоведение»). Рукоположен во диакона в 1982 году, в иерея – в 1983 году. С 1985 года – настоятель Воскресенской церкви РПЦЗ в Брюсселе. – Еще в детстве я начал серьезно размышлять о вере, – говорит отец Стефан. – Одним из событий, приковавших мое внимание, стал II Ватиканский Собор. Точнее, ход событий после Собора. Я наблюдал за переменами, происходившими в католицизме, видел, что одни с ними соглашались, а другие – нет. Безусловно, эти дебаты что-то всколыхнули в моей душе, подстегнули мой личный интерес к христианству. Мне очень хотелось разобраться и понять: какое учение правильное? Я внимательно читал Библию, штудировал книги из местной библиотеки. Труды о Православии, которые я там нашел, стали особенно близки моему сердцу. Так в голландской глубинке в сердце благочестивого юноши, озаренного сиянием поиска истины, возгорелось пламя интереса к Православию. К сожалению, в те годы в его родной провинции Лимбург не было ни одной православной церкви. Стефану (тогда носившему имя Генрих) удалось, хотя и с немалым трудом, узнать адреса нескольких общин в центральных городах страны. Движимый желанием разобраться в трудносплетениях веры, он отправил сразу три письма – в греческий и русский (РПЦЗ) приходы Амстердама, а также в голландскоязычный монастырь РПЦЗ в Гааге, где в то время жил епископ Иаков (Аккердейк) – бывший католический монах, принявший Православие в 1940 году. Почта понесла письма любознательного Генриха адресатам. Будущему священнику оставалось только ждать. – Мне ответили все, – вспоминает отец Стефан. – Но по-разному. Греческий архимандрит, описав различия католичества и Православия, извинился, что не может все объяснить развернуто, так как не владеет свободно голландским языком. Из амстердамского храма РПЦЗ я получил довольно странное письмо: в нем было указано, что Православная Церковь молится за… папу Римского! Вероятно, в текст вкралась ошибка (также показавшая низкий уровень владения нидерландским языком). А вот из гаагского монастыря мне ответили на хорошем голландском и примерно следующим образом: «Молодой человек, нам будет непросто все объяснить в письме. Мы приглашаем тебя посетить наш монастырь. Здесь ты познакомишься с православным богослужением и получишь ответы на интересующие тебя вопросы». Конечно, я с большой радостью принял это приглашение. И провел в монастыре две недели на летних каникулах. Мне было тогда 16 лет. Генриху понравилось в монастыре, причем понравилось сразу. Но кардинальное решение своей жизни он принял все же не мгновенно, а через год: в августе 1972-го, крестившись в стенах гаагской обители. Монастырский жизненный уклад, красивые и торжественные службы увлекали молодого православного голландца, скрадывая шумные и суетливые впечатления внешнего мира. Звонок из родительского дома вернул его к реальности. И напомнил: пора возвращаться в Маастрихт. – К сожалению, родители не выказали благосклонности к моему решению, – говорит батюшка. – Свою роль сыграла их ревностная приверженность католицизму. Еще несколько лет после принятия Православия я прожил в родительском доме, а потом, когда мне исполнилось 24 года, уехал в Германию – получать богословское образование. Сначала жил у архимандрита Марка (Арндта) в Висбадене, затем в монастыре преподобного Иова Почаевского в Мюнхене. Через несколько лет владыка Марк (к тому времени он стал епископом) поставил передо мной вопрос о монашеском постриге. Вопрос оказался непростым. Хотя отец Стефан был пострижен в рясофор, ему казалось, что переход на главную ступень – пострижение в малую схиму – не совсем благоприятен для его будущего служения. Особенно с учетом специфики этого служения. – Дело в том, что все было подготовлено для моей миссионерской работы в Голландии, – говорит батюшка. – Я объяснил владыке, что монашеская жизнь и миссионерская работа – вещи, на мой взгляд, несовместимые. Монах заботится о своем личном спасении, он один перед Богом. Священник же должен заботиться о всех чадах вверенного ему прихода. Кроме того, мне надо было устраиваться на светскую работу, чтобы содержать себя. Светская работа и священническое служение практически не оставляли места и времени для настоящего монашеского делания. Я видел в этом серьезную проблему. Владыка Марк не сказал мне ничего конкретного. Он просто отправил меня к правящему архиерею той епархии, в которой мне предстояло служить. Архиепископ Женевский и Западно-Европейский Антоний (Бартошевич) отнесся к моему мнению благосклонно, согласившись рукоположить меня в священный сан без пострижения в малую схиму. Иерейская хиротония состоялась 27 февраля 1983 года, в храме во имя Иова Многострадального в Брюсселе. Как и планировалось ранее, отец Стефан был направлен в родную страну, для окормления сразу трех приходов – в Гааге, Арнхеме и Амстердаме. Но голландское служение батюшки продолжалось совсем недолго. Чуть более года. Все планы разрушил печальный случай. Священника Чедомира Остоича, настоятеля Воскресенского храма в Брюсселе, сбила машина. После этой трагедии он был парализован и не мог служить. Найти нового русскоязычного батюшку оказалось весьма непросто. Зная о том, что иерей Стефан владеет русским языком и хорошо служит по-церковнославянски, архиепископ Антоний принимает решение о его переводе в Брюссель. Так началось бельгийское служение батюшки, продолжающееся без перерыва почти четверть века. Справка. Воскресенский приход в Брюсселе основан в 1926 году русскими эмигрантами. Размещался по преимуществу по временным адресам. Только в 1986 году общине удалось приобрести трехэтажный жилой дом на улице Драпье. Церковь была устроена на первом этаже здания. – Когда я сюда приехал, было немного трудно, – делится своими впечатлениями отец Стефан. – Не только потому, что приход не имел своего помещения. В общине оставались в основном пожилые прихожане. К сожалению, мне приходилось гораздо чаще отпевать, чем крестить и венчать. Молодежи было немного, хотя она, конечно, присутствовала, в том числе бельгийцы, принявшие православную веру. Тем не менее я иногда со скорбью думал о том, что приход близок если не к умиранию, то к значительному сокращению. Перемены начались в 1990-е годы, когда резко возрос поток эмигрантов из бывшего СССР. Первые переселенцы были, в основном, еврейского происхождения, и крестились они непосредственно перед отъездом из России. Затем стали появляться выходцы из республик бывшего Советского Союза. К сожалению, приезд новых людей принес некоторые проблемы. Мне было сложнее понимать новых эмигрантов с их своеобразной культурой и ментальностью, чем тех, кто прожил в Бельгии много лет. Скажу откровенно: я допускал немало ошибок, потому что, наверное, не был должным образом подготовлен. «Спасибо отцу Стефану за искренность», – подумалось мне. Наверное, не каждый священник так прямо и открыто признает, что он нередко ошибался и был неправ. Но в чем же, по мнению батюшки, было кардинальное отличие между православными, родившимися в Бельгии (или прожившими там много лет) и эмигрантами новой волны. Именно на этот вопрос меня вывела логика нашей беседы. – Проблема старых прихожан заключалась, в основном, в том, что для многих из них вера превратилась в формальность, – ответил отец Стефан. – Верующие теряли понимание смысла поста, церковной одежды, поведения в храме. Иногда у меня складывалось впечатление, что священник, чтобы сохранить чистоту Православия, должен прямо-таки бороться с привычками своих прихожан. Но в основном все решалось благополучно. Редко кто отказывался принимать мнение нового настоятеля. А вот среди эмигрантов новой волны далеко не всегда встречались по-настоящему светлые люди. Были откровенные авантюристы; почти все страдали от синдрома «гомо советикус»: говорили одно, думали другое, делали третье. Явственно ощущались скрытность и страх (прихожане скрывали свои фамилии и адреса). Некоторые вели себя очень корыстно, думая только о том, что из храма взять и что получить. При этом вопрос «а кто же тогда что-то принесет в храм?» даже не приходил им в голову. Сначала я был немного наивен в своих ожиданиях. Мне искренне думалось: вот новые эмигранты прибыли из страны новомучеников, вот они жаждут познания слова Божия, вот они будут жить в строгом согласии с христианскими заповедями. Но вскоре я, к своему глубокому сожалению, осознал: Православие для этих людей зачастую отодвигалось куда-то вглубь, отходило на второй или на третий план. А то и вообще отсутствовало. Разочарование отца Стефана можно понять. Ведь он, начиная с 1988 года, регулярно ездил по республикам бывшего СССР. Бывал в Москве, Петербурге, Киеве, Кишиневе, Пскове, Суздале, Сергиевом Посаде… Там, в союзных республиках, а потом – в странах СНГ, священника-голландца искренне радовало желание людей узнавать как можно больше о вере и Церкви, вдохновляло их глубокое стремление к нравственному совершенствованию. – Помню, что в конце 1980-х советские люди были очень благодарны, если получали в подарок Библию, – говорит батюшка. – Как-то в Киеве, в одном из храмов города, меня окружила группа молодежи. Ребята просто хотели со мной поговорить, о чем-то спросить. Вообще было много интересных встреч, разговоров, проходивших в дружеской атмосфере. Люди были искренни, открыты и честны. Что ж, наверное, многие из тех искренних и радушных христиан, с которыми встречался отец Стефан, так и остались жить в России. А в Бельгию отправились другие люди, среди которых воцерковленные православные составляли явное меньшинство. Но для голландца, которому так нравится православная Россия, это было неожиданно. И, наверное, не очень приятно. Хотя пришлось все принимать таким, как есть. Беседуя с отцом Стефаном, я не мог обойти стороной вопрос о трудностях его служения. Коренной голландец в бельгийской столице, настоятель русского прихода… Не совсем обычно. Что же для батюшки самое сложное? Или сложностей много? – Самое трудное – это выполнять предписание, начертанное с обратной стороны креста: быть примером любви и нравственности, – ответил отец Стефан. – Священник находится на таком месте, где все его осуждают. Почему-то у православных это неплохо получается. Католики стараются скрыть грехи и проступки ксендзов, а православные иногда готовы по любому поводу осудить своего батюшку. Иногда даже и без повода. Да, непросто жить настолько образцово, чтобы прихожане, глядя на священника, вспоминали о примере, который Христос явил апостолам. – Вторая трудность, – продолжает отец Стефан, – это выстраивание отношений с людьми. К каждому человеку нужен индивидуальный подход. В Западной Европе люди не привыкли к послушанию с доверием. Здесь обычно задают много вопросов, противоречат, спорят, принимают сказанное не сразу, да и то с оговорками. А ведь учебный процесс только тогда приносит пользу, когда ученики желают вникать в учение. Если же они полагают, что все знают, обучение становится очень трудным. Порой даже невозможным. Я считаю, что священник должен быть не только молитвенником, но и учителем, умножая знания своих прихожан. Здесь для этого условия менее благоприятны, чем в России. За что я и люблю Россию, ведь там есть люди, всею душой и сердцем стремящиеся воцерковить свою жизнь. В Бельгии, увы, это желание затмевается соблазнами, искушениями и чрезмерной свободой. – Третья проблема, – замечает мой собеседник, – это ведение надлежащей просветительской работы со школьниками. Сейчас я стараюсь больше внимания уделять их прислуживанию в алтаре. Стремлюсь к тому, чтобы дети видели практическую сторону богослужения, учились стоять в алтаре с почтением и терпеливо относиться друг ко другу. Хотелось бы организовать воскресную школу, но пока это выше моих сил. – А нет ли возможности привлечь к преподаванию в воскресной школе прихожан? Почему вы не воспользуетесь их помощью? – интересуюсь я. – Я над этим работаю. Мне надо найти несколько хороших, честных и глубоко верующих людей. Кроме того, они должны быть достаточно компетентны. Мне не хочется доверять столь ответственную работу прихожанам, которых я недостаточно знаю или у которых нет необходимой подготовки. Напоследок я спросил у строгого брюссельского батюшки о его взгляде на перспективы Православия в Бельгии. Действительно, есть ли они? Не все ли слишком мрачно и пессимистично? – Перспективы, безусловно, есть, но только если Православие останется верным себе, – ответил мне отец Стефан. – Если же Православие станет подстраиваться под западный календарь, под взгляды католиков или под идеи неверующего общества, то оно здесь погибнет. Думаю, непросто будет сохранить Православие в чистоте. Да, государство нас признает и финансово помогает. Но оно же требует от нас определенного административного порядка и отчетности. Пока все это приемлемо, в пределах допустимого. Пока… Но не следует забывать, что законы в Бельгии очень либеральны. Здесь разрешена эвтаназия, однополые «браки» и даже усыновление детей в таких «браках». Не исключено, что в будущем мы будем ввергнуты в идеологическое противоборство, питаемое полной противоположностью государственных нравов и православного вероучения. – Кроме того, православные должны быть готовы отстаивать свою веру с терпением, уважением, без фанатизма. Надо уметь достойно разговаривать с представителями других религий. Нам никуда не уйти от того, что по соседству живут мусульмане, иудеи, буддисты. Нам не нужен рост экстремизма в обществе, часто ведущий к жестокой, безжалостной борьбе. К борьбе за власть и за деньги. К борьбе, от которой проигрывают практически все, – заключил отец Стефан. Русские храмы Льежа Льеж, расположенный на востоке Бельгии, является вторым по численности населения городом в валлонском регионе страны. Здесь немало приятных, живописных уголков, особенно в центре, у набережной реки Мез или у канала Альберта. Но Льеж может быть и мрачным, особенно его окраины: зелени почти нет, отдельные дома производят угрюмое впечатление. Порой так хочется бежать из гнетущей душу каменной пустыни, чтобы глотнуть свежего воздуха красоты и совершенства. К счастью, Бог не лишил Льеж этой красоты, ведь «о граде сем» молятся в четырех православных храмах! Греческом, румынском и двух русских. Одна из русских церквей, что на улице Лавю, находится сравнительно недалеко от вокзала. Минут двадцать быстрым шагом – и вашему взору откроются светло-синие купола, столь легко стремящиеся ввысь, к ясному небу, и так приятно радующие взор русского человека. Особенно здесь, в нерелигиозной Валлонии. Храм во имя благоверного князя Александра Невского и преподобного Серафима Саровского украшает льежские улицы более полувека. Справка. Православный приход в Льеже основан в 1925 году. Службы вначале совершались в католической часовне, затем в городском музее. Свой храм общине удалось построить в 1953 году. Приход принадлежит Константинопольскому Патриархату (Экзархату церквей русской традиции). В храме служат протоиерей Ги Фонтэн и диакон Владимир Бронников (с мая 2008 года). Мне всегда было радостно приходить в эту церковь. Многонациональный хор (ранее управлявшийся монахиней Марфой (Смитс) из Маастрихта, а с сентября 2008 года руководимый Инессой Целиковой) точен и профессионален. Службы красивы и проникновенны. Особенно радовала частота богослужений: всенощные бдения в субботу, обязательные литургии на большие праздники, литургии Преждеосвященных даров во время Великого поста. Как приятно было видеть, что на праздник Крещения, когда в России освящаются воды Волги, на Украине – Днепра, а в Беларуси – Немана, батюшка в Льеже освящает воды реки Мез. Как трогательно, когда на Страстной седмице богослужения становятся практически ежедневными, а прихожане искренне плачут в день Погребения Спасителя. Как отрадно, когда на престольный праздник в сентябре собирается множество народа, пусть даже из числа нерегулярных «захожан». Конечно, что-то огорчает. Огорчает то, что на всенощные бдения в субботу приходило порой не более пяти человек. Очень огорчает непостоянство отдельных прихожан: люди, старавшиеся бывать на богослужениях, потом вдруг исчезали и больше не появлялись. Никогда. Или почти никогда. Самое обидное, что зачастую это были наши соотечественники. Приехавшие в Бельгию или в поисках лучшей жизни, или спасаясь от преследований. Хотя первое было гораздо чаще, чем второе. – Увы, мне пришлось столкнуться с тем, что новые эмигранты приходили в храм только в поисках помощи, – разделил мои огорчения протоиерей Ги Фонтэн, настоятель церкви. – Они ждали от нас материальной, социальной, юридической поддержки – чтобы мы им помогли с легализацией в Бельгии. К сожалению, для нас это было практически невозможно. Поэтому многие уходили через два-три месяца. Но некоторые оставались. Что ж, разочарование отца Ги можно понять. Тем более что для него Церковь никогда не являлась источником личной выгоды. Известный в Бельгии тележурналист, он обратился в православную веру в 1991 году, в 46-летнем возрасте. В мае 2000 года стал священником (рукоположен архиепископом Сергием (Коноваловым). Принятие Ги Фонтэном священного сана вызвало в Льеже не только всплеск эмоций, но и рост интереса к Православной Церкви. Все-таки не каждый день (и даже не каждый год) бельгийские тележурналисты становятся служить у престола Божия. – Когда я стал священником, люди здесь говорили: «О, что случилось? Что произошло? –рассказывает отец Ги. – «Что это за церковь, можем ли мы ее посетить?» – «Да, конечно! –отвечали мы. – Добро пожаловать!» – Мы не проповедуем на улицах, но люди все равно к нам идут, – заметил батюшка. – Так, ко мне обратилась небольшая группа католических семей с просьбой рассказать им о Православии. Я ответил: «Придите и видите». В Православии это единственный путь. Здесь все так прекрасно, что невозможно подобрать слова для досконального описания. Православие надо пережить самому. Лично! По мнению настоятеля, будущее льежской Церкви – за бельгийцами. В отношении православных эмигрантов из бывшего СССР батюшка более скептичен. – Кто-то из них не сможет легализоваться и вернется обратно. А те, кто легализуется, быстро устраиваются на работу. Причем работают даже по воскресеньям. И в церкви мы их больше не видим, – констатирует отец Ги. – Я не утверждаю, что так поступают абсолютно все, – отвечает настоятель на мой уточняющий вопрос. – Более того, бельгийская основа нашего прихода – это дело будущего. Но бельгийцы к нам приходят и остаются. И они хотят, чтобы службы были на церковнославянском языке. А не на французском. – Неужели? Валлоны предпочитают церковнославянский язык своему родному французскому? – удивляюсь я. – Да, ибо они понимают, что это реальность нашей традиции. Конечно, бельгийцам хочется понимать богослужения. Поэтому раз в месяц я служу литургию по-французски. Но в то же время бельгийцы, приходящие к нам, становятся православными русской традиции. Лично я предпочитаю служить на церковнославянском, а не на французском! – Надо быть реалистом, – размышляет батюшка. – Сегодняшняя Бельгия живет в мире без Бога. Наверное, мы постепенно идем к тому, что в Церкви не будет большого количества людей. Я не утверждаю, что настали апокалипсические времена. Нет. Но реальность такова: мы, скорее всего, превращаемся в Церковь апостолов, и те, кто идут к нам, приходят для того, чтобы встретиться со Христом. Эти люди – наше будущее. Они – настоящие миссионеры, они – апостолы наших дней. Они – соль этой земли, – подчеркнул отец Ги.
Как я уже упоминал, церковь Экзархата русской традиции не единственный русский приход в Льеже. Да, в нем совершаются самые частые богослужения. Но… Есть одна проблема: батюшка не говорит по-русски. Конечно, он может принять исповедь на французском или английском языке. Но не для всех русскоговорящих это удобно. Если есть выбор, лучше исповедоваться на родном языке. Так, по крайней мере, думалось мне. И в этом была одна из главных причин, по которой я начал посещать по воскресеньям другую русскую церковь, что в районе Серен. До нее от вокзала можно добраться на городском автобусе. Минут за тридцать. Отец Ги, отвечая на мой вопрос о новом русском приходе, был дипломатичен, но, как мне показалось, не очень благосклонен. «Не самый надежный способ организовать лучшую духовную жизнь», – заметил он. По мнению священника, люди, выбравшие церковь Московского Патриархата, могут быть лишены того, что они имеют в его приходе, – регулярных богослужений. «Вы будете служить от случая к случаю, и ваши прихожане не смогут посещать литургии так часто, как сейчас», – сказал в свое время отец Ги архиепископу Симону. Не стоит, впрочем, предполагать, что открытие второго русского прихода в Льеже было чуть ли не инспирировано «рукой Москвы» в пику Константинополю (хотя мне, к сожалению, приходилось слышать такое мнение). На самом деле инициатива шла «снизу». Как рассказал архиепископ Симон, к нему обратилась группа верующих из Льежа с просьбой «хотя бы иногда совершать там службу, чтобы они могли исповедоваться на родном языке». – Я встретился с местным католическим епископом и сообщил ему о просьбе православных, – говорит владыка Симон. – Нам пошли навстречу, предложив один из храмов в центре Льежа, в котором можно было бы два раза в месяц, по субботам, служить литургию. Но затем, видимо из-за вмешательства наших недоброжелателей, разрешение было отозвано. Что ж, нет худа без добра. На все Промысл Божий. Я благословил отца Павла Недосекина заняться поиском другого помещения. От предложений протестантов мы сразу отказались. После долгих поисков был найден тот дом, в котором сейчас размещается наша церковь. За дом в Льеже пришлось заплатить около 120 тысяч евро. Как отмечал протоиерей Павел Недосекин, с владельцем помещения была подписана купчая, предполагавшая выплату денег в течение четырех месяцев. «Страшно сказать, но к этому времени у меня не хватало для полной выплаты за здание огромной суммы – 35 тысяч евро, – говорил отец Павел в марте 2007 года в интервью корреспонденту «Седмицы.Ru». – При наших темпах сбора мы могли бы собирать эту сумму еще семь лет. А я обязался внести ее через четыре месяца! Но дело было благое, очень нужное, и Господь все устроил. Часть денег дал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (нынешний Патриарх Московский и всея Руси). Немалую сумму также прислали наши добродетели из России». С момента открытия прихода в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник» прошло почти два с половиной года. Владыка Симон и протодиакон Александр Куряткин стараются служить в Льеже каждое воскресенье. Если архиепископ по каким-то причинам не может приехать, то литургию совершает священник Георгий Тиммер из Брюсселя. Как заметил владыка, «раньше мы думали служить по субботам два раза в месяц. Но Господь рассудил по-другому. Теперь мы совершаем Божественную литургию каждую неделю. На все Промысл Божий. Значит, так и должно было быть». В церкви сложилась доброжелательная и по-семейному теплая обстановка. Здесь искренне рады каждому новому прихожанину: ему обязательно уделят время и внимание. При участии посольства России в Бельгии в приходе устроена библиотека. Разработаны планы по реконструкции здания. Предполагается, что в будущем оно обретет облик русского храма с куполами. Конечно, работы в приходе непочатый край! Но ведь церковь находится в самом начале своего пути. И это начало совсем не мрачно. Скорее наоборот: оно оптимистично и многообещающе. Русскоязычное население Льежа насчитывает не одну тысячу человек. Поэтому две русские церкви – это не излишество. Я посещал обе. Думаю, в этом нет ничего предосудительного. Мы, к сожалению, иногда открываем свои сердца ненужным раздорам и склокам, а порой – неприязни. Но единство во Христе дороже всего. Тем более для православных христиан. Путь к Православию Сержа Марэта В церкви протоиерея Ги Фонтэна бельгийцев пока немного. Но они есть. Приветливые и доброжелательные люди, разного возраста и социального положения. С одним из них – Сержем Марэтом – у меня в свое время сложились довольно хорошие отношения. Серж приветлив и открыт, а понятие христианской взаимопомощи для него не пустой звук. Наверное, именно такое бельгийское будущее прихода имел в виду отец Ги. А мне, в свою очередь, хотелось узнать, что же привело в Православие коренного бельгийца. Справка. Серж Марэт родился в 1969 году в немецкоязычной части Бельгии в католической семье. Высшее образование получил в университетах Бельгии и Германии. Работал юристом в немецко-бельгийской юридической фирме, а затем в финансовом учреждении в Мюнхене. В 2001 году, после успешного прохождения конкурсных экзаменов, устроился работать юристом и переводчиком Европейского суда (высший судебный орган Европейского Союза). В 2005 году женился на Марии Кочубей, бельгийке русского происхождения. В январе 2007 года Серж был принят в Православную Церковь. – Мои родители были глубоко верующими людьми, активно участвовали в приходской жизни, – рассказывает Серж. – Я очень этому рад, так как именно их вера помогла мне узнать Бога. Да, я ушел из католицизма, но у меня остаются уважение и любовь и к моим родителям, и к Католической Церкви. Ведь именно Католическая Церковь помогла мне открыть Православие. – Каким образом? – Благодаря Шевтоньскому монастырю в Бельгии. Шевтонь – католический монастырь, но богослужения в нем совершаются по православному обряду. Первый раз я поехал туда в 16 лет. И сразу полюбил тамошние службы, ставшие для меня источником огромной радости. Я смог посещать богослужения, в которых ощущались красота и достоинство. У меня появилось чувство, что я открываю для себя величие Всевышнего, истоки христианской веры. К сожалению, было очень сложно увидеть нечто подобное в Католической Церкви. Справка. Шевтоньский монастырь создавался как миссионерское учреждение католицизма, предназначенное для обращения в католичество православных христиан. Именно поэтому в монастырский круг богослужений была введена литургия византийского типа (конечно, с католическим символом веры и поминанием папы Римского). Но все устраивалось обратным образом: католики, приезжавшие в монастырь, стали приобщаться к литургической традиции Православной Церкви. – Потом я начал читать книги православных авторов, побывал в России, в Греции (на Святой Горе Афон), – продолжает свой рассказ Серж. – Я все более и более углублялся в познание православной веры. Да, но ведь от первого знакомства Сержа с Православием до перехода в Православную Церковь прошло больше 20 лет! Значит, не такой это был простой путь, как могло показаться вначале. Действительно, нелегко человеку, с самого детства воспитанному в католицизме, отказаться от религии, глубоко укоренившейся в его душе и сознании. Вряд ли дело обходится без сложной внутренней борьбы. Почему же Серж, вопреки всему, все-таки решил стать православным? – Наверное, я не смогу все объяснить рационально, – ответил мой собеседник. – Это таинство, история любви. Конечно, у нас есть чувства и разум. Я понимал, что Православие сохранило истину, красоту и достоинство. В Православии не происходило множества реформ. А те из них, которые все-таки имели место, были проведены для того, чтобы утвердить соответствие первой Церкви. Думаю, моя женитьба на православной девушке ускорила обращение в православную веру. Иначе мой переход в Православие мог бы произойти лет через десять. А может быть, не произошел бы никогда! – Как же восприняли ваш переход в Православие родители и друзья? – Для моих родителей вопрос конфессиональной принадлежности, скорее, второстепенный. Для них гораздо важнее, что ты – христианин, стремящийся к следованию за Богом. Хотя моя мама думала, что я уеду в Россию или стану копировать русских. Мои друзья-бельгийцы сочли мое решение несколько странным. Они говорят, что я меняюсь, кому-то подражаю, даже отрастил бороду. Словом, стремлюсь стать русским… – Судя по отношению ваших друзей, перспективы распространения Православия среди бельгийцев весьма туманны. – Я думаю, что в нашей стране многие люди живут вообще без Бога, – отвечает Серж. –Многие мои друзья, ранее посещавшие церковь, перестали ходить на службы. Мы живем в крайне материалистическом мире, где господствует потребительская культура. Но я не могу сказать, что люди довольны своей жизнью. Вместе с тем, даже те из моих друзей, которые далеки от Церкви, хотят воспитать детей в рамках христианских или «традиционных» ценностей, в которых важное место занимает уважение к родителям, к семье… Уверен, что почти все они ищут что-то духовное. Думаю, что Православной Церкви в Бельгии (да и в Западной Европе в целом) надо стать более миссионерской, – продолжает свои размышления Серж. – К сожалению, мы здесь разделены на этнические Церкви и юрисдикции, что, на мой взгляд, ослабляет видимую, земную Церковь (я не говорю о небесной Церкви Христа, которая никогда не будет поколеблена!). Если бы мы были более миссионерски ориентированы, меньше разделены, лучше организованы, думаю, мы могли бы реально развиваться. Но мы слишком стеснительны. Или разобщены из-за нелепых конфликтов. А что в итоге? Мы теряем души. К сожалению, наши иерархи не всегда используют имеющиеся возможности. То ли из-за проблемы разобщенности, то ли из-за того, что у них немного другие приоритеты. Да, Серж не очень оптимистичен, подумал я. Но в чем-то прав. Видимо, Европе, как воздух, и впрямь нужна более активная православная миссия, а также преодоление этно-юрисдикционных барьеров. К сожалению, все это легко только на словах. На деле мы видим другое. Споры, разногласия, конфликты, причиняющие боль и страдания православным и ведущие, увы, к непониманию и раздорам. – Полагаю, что в будущем следует создать автономную или даже автокефальную Церковь Западной Европы, – говорит Серж. – Думаю, что все патриархаты должны стремиться к поддержке этой идеи. Реалии всем известны: здесь живет третье, четвертое, пятое поколение православных, которые уже не вернутся «домой» – в Россию или Грецию. Церковь диаспоры неэффективна. Это катастрофа для Православной Церкви на Западе. Более того, Церковь должна открыть двери для западноевропейцев. В богослужении надо использовать местные языки. Или же служить на двух языках. В этом миссия нашей Церкви! Что ж, таков взгляд типичного бельгийца, выросшего и получившего образование на Западе и, милостию Божией, пришедшего к православной вере. Серж совершенно искренне радеет о том, чтобы Православие стало известно и доступно как можно большему числу его соотечественников. Наверное, в рассуждениях Сержа есть своя логика. Хотя забывать о десятках тысяч эмигрантов «новой волны», пока не определивших свое будущее, тоже не стоит. Ведь они сегодня – та реальность, которая во многом формирует православную жизнь современной Бельгии. Антверпен: церковь Рождества Христова Антверпен, являющийся вторым по величине городом Бельгии (и самым большим в ее фламандской части), имеет население свыше 460 тысяч человек и известен как крупный мировой центр алмазной промышленности. В Антверпене находятся четыре православные церкви, юрисдикционно относимые к Константинопольскому, Московскому, Румынскому и Грузинскому Патриархатам. Мой путь лежал в общину Московского Патриархата, что на улице Шарлотталей, в десяти минутах ходьбы от центрального железнодорожного вокзала. Справка. Антверпенский приход в честь Рождества Христова основан в октябре 1999 года. Короткий промежуток времени в нем служил священник Сергий Меркс, а затем архиепископ Симон (Ишунин). С сентября 2004 года настоятелем церкви является иерей Андрей Елисеев. В храме также служат священник Геннадий Катамашвили и диакон Димитрий Яцун. Отец Андрей родился в 1974 году в Москве. Окончил богословский факультет Свято-Тихоновского православного института, а также Институт православного богословия в Шамбези (Швейцария). Рукоположен во диакона в апреле 2001 года, а в октябре того же года – во иерея. Отец Андрей приехал на встречу со мной на велосипеде. Наверное, многим такой способ передвижения показался бы не совсем привычным (особенно для священника), но во Фландрии велосипед – популярное транспортное средство. Да и для здоровья полезно. Батюшка расположил к себе с первых же минут нашей беседы – своей мягкостью, открытостью, искренностью и добротой. Качествами, которые, как мне думается, очень важны для любого священнослужителя. – Я вырос в нерелигиозной семье, – рассказывает отец Андрей. – К вере пришел в 16 лет, в том же возрасте крестился. Говоря откровенно, я не планировал идти по пути церковного служения. Попытался поступить на исторический факультет МГУ, но не получилось. Пришлось устроиться на работу – сторожем в один НИИ. К сожалению, после крещения я в храм не ходил. Совсем. Вернулся где-то через год. Священник, совершавший крещение, неожиданно меня вспомнил и даже сказал, что молился за меня. Его слова меня очень поразили и как-то поддержали в то непростое время. Я начал постепенно входить в церковную жизнь, хотя все было сложно: богослужения, язык и прочее. Через несколько месяцев Андрей Елисеев поступил на богословское отделение Русского колледжа. Колледж, по словам моего собеседника, был одним из новых учебных заведений начала 1990-х. Просуществовал он недолго, «благополучно развалившись» через год или два после открытия. Но посещение занятий в этом колледже, проходивших в храме иконы Божией Матери «Отрада и Утешение», многое изменило в жизни будущего священника. – Дело в том, что мы как бы породнились с этим храмом, начали помогать при богослужениях, – объясняет отец Андрей. – Там я впервые взял в руки Часослов, там я впервые, с дрожью в коленях, начал читать Шестопсалмие. В каком-то помутненном состоянии все это происходило, без особой ясности. Но прислуживание в храме меня радовало и увлекало. Летом два года подряд я ездил работать в Авраамиево-Городецкий монастырь под Костромой. В монастыре я укреплялся в мысли пойти по пути церковного служения. Наконец мои намерения были утверждены благословением старца –схиархимандрита Серафима (Томина) из Оренбурга. Затем Андрей поступил в Свято-Тихоновский институт и, будучи студентом третьего курса, устроился на работу в службу коммуникации Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата. Получив высшее образования в Москве, он уехал в Швейцарию – для продолжения учебы в Шамбези. Вернувшись в российскую столицу (в 1999 году), Андрей получил назначение в сектор по межхристианским связям ОВЦС. – В феврале 2001 года я женился и уже через два месяца был рукоположен во диакона, –говорит отец Андрей. – Не рекомендую другим так поступать. Надо какое-то время, хотя бы год-два, пожить семейной жизнью. А то все очень сумбурно получается. На праздник Покрова Богородицы я стал священником. Продолжал работать в ОВЦС, служил в Свято-Троицком храме в Хорошево. Потом меня пригласили на подворье Американской Православной Церкви – в церковь великомученицы Екатерины. Я согласился, так как в храме в Хорошево, где много людей и много духовенства, я не чувствовал себя в полной мере приходским священником. А храм подворья более домашний, там нет требной «текучки». Тем более мне достаточно близка американская традиция – литургия с отверстыми царскими вратами и с произнесением вслух евхаристических молитв. В 2004 году в жизни отца Андрея наступает переломный момент: его назначают настоятелем в Антверпен. Служение в чужой стране нелегко и всегда очень ответственно. В том числе среди соотечественников. В Бельгии, как и в Москве, батюшке предстояло работать с русскими людьми, но уже с теми, кто предпочел покинуть пределы родины. По разным причинам. Чаще всего – из-за экономических проблем. Антверпенский приход принес новому настоятелю немало удивлений и тревог. – К сожалению, культура была на довольно низком уровне, – сетует отец Андрей. – Люди во время службы разговаривали по мобильным телефонам, ни на кого не обращая внимания. Некоторые приходили просто для того, чтобы пообщаться, выпить и закусить. Праздники порой превращались в настоящие попойки. Я решил сделать трапезы более скромными, особенно в части спиртных напитков. Пришлось обличать и тех, кто любил поговорить во время богослужения. К сожалению, часть людей после этого от нас ушла. Думаю, это было неизбежно. Потом, шаг за шагом, положение стало исправляться. Справка. В настоящее время воскресные литургии Христорождественского прихода посещает в среднем 150 человек. На большие праздники приходит 200–300 человек. Пасха – всегда исключение: число приходящих может достигать 1500 человек. Богослужения совершаются в здании бывшей католической церкви. Храм предоставлен православным на условиях аренды; арендная плата составляет 850 евро в месяц. – Конечно, плата за аренду не символическая, но, поскольку наш приход зарегистрирован бельгийскими властями, мы получаем государственные субсидии, – говорит отец Андрей. – Кроме того, мы своими силами поддерживаем храм в более-менее сносном состоянии. Если бы нас здесь не было, все бы давно поросло плесенью и разрушилось. Храм живет благодаря нам, а иначе здесь была бы «мерзость запустения», как и раньше. Католики теряют прихожан. В Антверпене почти все монастырские церкви закрыты, некоторые из них проданы. Приходские церкви еще действуют, но во многих из них прихожан настолько мало, что без государственных субсидий они бы давно закрылись. Старшее поколение отошло от Церкви. К слову, в Антверпене отношение к нам со стороны католиков поначалу было достаточно жесткое. Не знаю, с чем это связано. Может быть, сугубо фламандская черта: мол, мы католики, местные, а вы вот понаехали сюда… Не знаю. Как рассказал мне настоятель, православное созидание и украшение церкви на Шарлотталей, покинутой католиками, началось в январе 2000 года – с момента первого богослужения в храме. Члены прихода, работая на сугубо добровольной основе, обустроили алтарь, ризницу, помещение для детей. Стали появляться иконы. Часть из них, прежде всего временный иконостас, была написана голландцем протодиаконом Павлом Хомесом из Маастрихта, часть – антверпенским иконописцем Оскаром Вагемакерсом. Отдельные иконы пожертвовали сами прихожане. Есть в церкви и особо почитаемые образы, причем с некоторыми из них связаны удивительные, даже чудесные истории. – Обратите, например, внимание на нашу икону святителя Николая, – говорит отец Андрей. – Такие иконы можно увидеть по всей России, в строящихся и восстанавливаемых храмах. Так вот, в июле 2006 года она начала во время литургии источать миро. Заметил вначале один прихожанин: он молился перед иконой. Появились две капельки возле правого ока святителя, потом потекли струйки, затем началось обильное мироточение по всему омофору. Завершилось оно длинной тонкой струйкой мира из благословляющей десницы святителя Николая. И прихожане, и я были поражены, так как никто ничего подобного не видел. Даже сомнения появились: может быть, кто-то разлил масло? Но характер мироточения, благоухание, а также то, что все это происходило на глазах у множества людей, рассеяли мои сомнения. Мы перенесли икону на более почетное место и с тех пор каждый четверг вечером служим перед ней акафист святителю Николаю. – Вторая почитаемая святыня нашего храма – это икона преподобного Серафима Саровского, – продолжает свой рассказ отец Андрей. – Она подарена нам одним светским начальником из Сарова. Икона эта с частичкой мощей преподобного Серафима. Частичка мощей передана настоятелем Всехсвятского храма Сарова в начале 2007 года. Я, говоря откровенно, был поражен таким решением. Знаете, многие храмы желают получить частичку мощей, но им не дают. И вдруг в какую-то глушь, в Антверпен… Аркадий Шаненко, певчий нашего хора, привез мощевик вечером 14 января. Когда я его встречал в аэропорту, было около 12 ночи. А на следующий день, 2/15 января, – обретение мощей преподобного Серафима. Я понял, что таких совпадений не бывает, что в этом усматривается Промысл Божий. И мы с утра вместе с протоиереем Антонием Ильиным из Брюсселя отслужили литургию – вне расписания. – А вообще с этой иконой у меня связана одна более личная история, – вспоминает батюшка. – Когда икону привезли в Антверпен (в 2005 году), я взял ее домой, чтобы очистить от грязи и налета. У меня тогда случился жуткий грипп, я даже не знал, как буду служить на Пасху. Сильно мучил кашель, который упорно не проходил. И вот удивительное дело: пока я чистил икону, я забыл о своем кашле! Все прошло: и горло, и нос! Так что я к этой иконе с особым благоговением отношусь. Кроме этих двух особо почитаемых икон, в храме есть икона с частицей мощей святителя Игнатия (Брянчанинова), мощи старцев Оптинских, священномученика митрополита Агафангела, новомученика протоиерея Константина Богородского. Отец Андрей также поведал мне историю о Богородичной иконе, найденной детьми в почтовом ящике во дворе храма (причем в праздник Успения Пресвятой Богородицы). Как потом выяснилось, икона предназначалась для панагии архиепископа Симона. Но была украдена вместе с другим имуществом антверпенского ювелира, делавшего украшения на панагию. Видимо, воры «усовестились» и решили икону вернуть. Так она и оказалась в почтовом ящике русского прихода. – Мы, конечно, об этой истории ничего не знали, а потому восприняли находку как знак свыше, как указание на то, что в Антверпене надо строить русский храм. Ведь на иконе изображена русская церковь! А дети на том месте постоянно играют, но икону нашли именно в день праздника Успения. Мы сразу образовали попечительский совет по строительству храма, – подчеркнул отец Андрей. Как все-таки чудесно, радостно и светло в антверпенской церкви, подумалось мне. Сколько здесь происходит удивительных событий, не оставляющих равнодушным сердце православного человека! Мироточение иконы святителя Николая, прибытие частички мощей преподобного Серафима Саровского, обретение иконы Божией Матери (столь явно подвигнувшее настоятеля и прихожан к реализации идеи о строительстве русского храма)… Не оставляет Господь Своих верных чад, посылая им большие и малые чудеса, из которых потом сплетается сама жизнь. Я не преминул спросить отца Андрея о некоторых нюансах его служении в Антверпене. Тем более, как подчеркивал батюшка в самом начале нашей беседы, ему довольно близки греческие и американские традиции: литургия с отверстыми царскими вратами, произнесение вслух евхаристических молитв… Словом, такой ход богослужения, который более характерен для православного Запада, нежели для России. – Да, молитвы я здесь читаю вслух всегда, потому что надо правильно настраивать людей, – ответил настоятель. – У нас есть микрофоны, поэтому молитва хорошо слышна в храме. Чувствуешь, что это помогает людям лучше войти в богослужение. Мне кажется, что закрытые царские врата немного отдаляют предстоящего в алтаре от народа Божия. – Если говорить об исповеди, то я слежу, чтобы прихожане исповедовались перед каждым причастием, – продолжает отец Андрей. – Ведь к нам на литургию приходит немало людей, которые хотят причаститься, будучи совершенно не готовы к участию в этом таинстве. Более того, уже были случаи обмана священников. Люди пытались причаститься без исповеди. – Но зачем? Какой в этом смысл? – Дело в том, что здесь немало «целителей», «ясновидящих» и прочей нечисти. Несчастные, прибегающие к их услугам, получают определенные инструкции: прийти в церковь, поставить свечи, причаститься… При этом ни о каком искреннем покаянии речи, конечно, нет. В словах отца Андрея оттенок горечи и скорби. Да, на Западе те же проблемы, что и на Востоке. Может быть, и хуже. Все-таки в приходах славянских стран есть, как правило, воцерковленные люди, «костяк» общины, для которых храм – отчий дом на всю жизнь. В Антверпене (и, возможно, в других бельгийских городах) ситуация несколько иная. – Все наши приходы находятся под «дамокловым мечем» неопределенности, – считает мой собеседник. – Ведь что такое нынешняя эмиграция? Неоднородная и противоречивая среда. Для какой-то ее части жизнь в Бельгии – это лишь способ зарабатывания денег, причем способ временный. Другая часть людей хочет остаться. Но они, к сожалению, в основной своей массе настроены нецерковно, а порой даже антицерковно. Эти люди намерены полностью интегрироваться в местное сообщество, утрачивая свою культуру и язык и принимая бельгийское мировоззрение. Их дети обычно уже не говорят по-русски. Кроме того, даже на наших постоянных прихожан сильно влияет атмосфера среднего европейского благополучия, окружающая духовная среда. Бельгия – одна из самых атеистических стран во всем мире. Конечно, нашим людям, посещающим храм, присуще христианское мировоззрение. Но из-за воздействия нерусской среды и либерализма в сознании верующих происходит порой какое-то разделение. Люди не очень-то обращают внимание на молитвенные правила, посты… Хотя, если говорить откровенно, в этом плане мы не сильно отличаемся от России. В Москве большинство прихожан тоже не в состоянии соблюдать устав поста. С еще большей горечью батюшка говорит о детях. – К ним бывает еще сложнее найти подход, так как родители зачастую не выполняют церковных правил и в таком же духе воспитывают своих чад, – замечает отец Андрей. – Хотя я стараюсь действовать по такому принципу: как в век апостольский не налагали лишнего бремени на новообращенных из язычников, так и здесь надо с пониманием относиться к людям, которые пока не в состоянии выполнять церковные установления. Тем не менее, шаг за шагом я стараюсь приучать прихожан к православному миросозерцанию, прививать вкус церковной жизни – молитвы, пения, чтения псалмов. Это действительно важно. – Вообще мы в Антверпене как кузница кадров, – добавляет отец Андрей. – Наши чтецы помогают в Остенде, Льеже, Брюсселе. У нас в приходе есть очень ревностные и благочестивые молодые люди. Думаю, русская церковная традиция здесь не иссякнет. Отдельный вопрос – в каком виде она останется. Полагаю, что лет через десять мы столкнемся с серьезными проблемами. Приток эмигрантов прекратится. Проблемой номер один станет язык. Дети плохо понимают по-русски. Значит, им будет еще сложнее воспринимать богослужения на церковнославянском, чем тем, кто (пусть и в разной степени) знает русский язык. Перспективы создания фламандского Православия, на мой взгляд, весьма туманные. Здесь нет ни подвижников, ни сильных проповедников, ни видных харизматических фигур. Думаю, будущее все-таки за греческим и русским Православием. Греческие и русские общины будут играть первостепенную роль, а фламандско- и франкофонные – менее значимую. Возможно, так и произойдет, подумалось мне. Хотя протоиерей Ги Фонтэн из Льежа имеет другую точку зрения. Правда Льеж – это уже Валлония, да и отец Ги никаких русских корней не имеет. Кто из батюшек прав, покажет только время. Оно все рассудит. И все расставит по своим местам. 28 / 04 / 2009
http://www.pravoslavie.ru/jurnal/30181.htm |